Поэтому когда Симаков возвращается из душа, я уже в состоянии полной боевой готовности топчусь возле выхода и тараторю без умолку, не давая ему и слова вставить.
– Стоп!
Симаков зажимает мне рот ладонью на улице.
– Давай ты не будешь трещать о всякой херне, как сорока, только потому, что не хочешь разговаривать на одну… тему. Хорошо? Если она тебе так не нравится, вернёмся к ней позднее…
Я выдыхаю чуть спокойнее и радостно киваю, целуя кудряша. А тот довольно улыбается и смеётся мне в губы:
– Ты – аномалия, знаешь об этом? Пойдём, встряхнёмся…
Мы плавно перемещаемся из одного бара в другой и даже танцуем в одном из клубов под грохочущую музыку. Но недолго. Симаков вытягивает меня на улицу. Ночной воздух всё ещё тёплый и полный какого-то радостного возбуждения. Мы бредём по городу, выпитое спиртное крепко держит наши умы в своих руках и заставляет творить невесть что. Именно так я на следующее утро объясняю себе причину возникновения татуировки.
Глава 28. Небо Франции
Разлепить глаза с утра было очень трудно. Мы легли спать очень поздно и поспали около двух – двух с половиной часов. Первая мысль при звуке будильника – выключить его и спрятаться под одеяло, прижавшись к горячему боку Симакова. Но, чёрт побери, вчера я решила немного побыть идейной барышней. Потому я мужественно сажусь на кровати и тру глаза. Сон сходит на нет, как только мысли лениво касаются одной из вчерашних тем: татуировка! Я оглядываю себя в надежде, что всё осталось на уровне бредовых идей. Но нет, татуировка находится именно там, где я помню. Татуировка, мать её.
На самом деле ничего критичного: никаких розочек или бабочек на пояснице, никаких высокопарных фраз на латыни от кисти до локтя. Всё гораздо проще. Правая рука, нижняя фаланга указательного пальца. С внутренней стороны – небольшой чернильный якорь. Кажется, у Симакова такая же татуировка, только на левой руке. Я разгибаю пальцы парня. Да. Так и есть. Этому сумасброду вчера ночью попался на глаза круглосуточный тату-салон на одной из улиц Марселя. И, естественно, в кудрявой голове сразу же возникла шикарная идея. При взгляде на спящего кудряша на губах расплывается улыбка. Романтик…
Но этому романтику пора отрывать свою кудрявую голову от подушки прямо сейчас. Потому что, в противном случае, мы опоздаем.
– Что ты придумала, неугомонная женщина? – ворчит Симаков, едва поднимая голову от подушки и вновь роняя ее обратно.
– А ты думал, что только тебе можно нарушать мой покой? Ничего подобного, кот. Вставай. А то опоздаем.
– Я не кот, я – сова. Ложусь поздно, а встаю ещё позднее.
Нет. Это ни в какие ворота не лезет. Я сдёргиваю с кудряша одеяла, любуясь крепким мужским задом.
– Это антигуманно, Поля. Пожалей своего парня.
Кудряш тянется за одеялами и вновь зарывается в них с головой. Я щёлкаю пару раз затвором фотоаппарата.
– Симаков, если ты сейчас же не поднимешься, я перекину фото себе на телефон и опубликую в инстаграм с хештегом «Симаков». Я наделаю этим снимком много шума – будет раскрыт секрет задницы миллионера, о котором никто ничего не знает.
– Ты – заноза. Но мне свою задницу не жалко засветить. Главное, чтобы тебе потом не пришлось отбиваться от желающих полапать меня за эту задницу.
– А ты – самовлюблённая скотина, Симаков.
Я усаживаюсь на его ноги и со всей силы шлёпаю его по заднице.
– Бля… Я на такое не подписывался, – возмущается Симаков, прикрываясь ладонями, – я не любитель таких игр…
– Зато я – любитель.
Звонкий звук шлепков разносится на всю комнату.
– Это не смешно, – рычит кудряш и выползает из-под меня, садясь в кровати, – я отомщу тебе, Поля. Вот увидишь.
– Одевайся! – кидаю я в кудряша боксеры.
– Ещё даже не рассвело, – зевает кудряш, выглядывая в окно, – куда ты собралась в такую рань?
– Сюрприз, Симаков. И поторапливайся.
Машина уже ждёт нас у отеля. Водитель без лишних слов заводит мотор и везёт нас к условленному месту.
– Мы выезжаем за город? – интересуется Дима, – зачем?
– Сам всё увидишь.
Меня так и подмывает раскрыть сюрприз раньше времени, и этому активно способствует Симаков, старающийся выведать у меня информацию, но я собираю силу воли в кулак и молчу.
В принципе всё и так становится, когда машина останавливается на ровном открытом пространстве за городом: на траве разворачивают воздушный шар. Взгляд Димы меняется.
– Это и есть твой сюрприз?
– Да! Я заранее договорилась с Патриком.
Лохматый парень в ретроочках пилота на голове машет нам рукой. Дима не выглядит бесконечно счастливым. Но я вцепилась в него мёртвой хваткой. Пока шар готовят, Патрик бойко рассказывает о мерах безопасности, потом просит помочь в надувании монгольфьера, чтобы впечатления остались и от этого процесса. И всё – нужно лишь запрыгнуть в корзину, чтобы шар полетел ввысь.
– Набор высоты происходит очень плавно. Даже люди, которые этой самой высоты боятся, на шаре ведут себя спокойно, – рассказывает Патрик, – поднимаетесь вы медленно, летите медленно и просто наслаждаетесь видами.
Я встала у края корзины, окидывая взглядом окрестности. Солнце появляется из-за горизонта и облизывает долины и холмы, словно кот – сметану. Оно разрисовывает небо нежнейшей акварелью. Сверху открывается чудесный вид на окрестности, над которыми мы пролетаем. Патрик в это время бойко тараторит про местные достопримечательности, высоту, скорость ветра и направление движения. Практически как на борту авиалайнера, только пилот – вот он, прямо с нами в одной корзине.
– Кстати, на пилота, конечно, нужно учиться, а потом ещё и подтверждать свои навыки. Так что катают вас профессионалы, тут бояться нечего, – замечает Патрик, переводя взгляд на Симакова.
Тот молчит. Слишком долго и подозрительно молчит. Он, конечно, стоит рядом со мной, но пальцы стиснули края корзины с такой силой, что аж побелели костяшки. Я легонько пихаю Диму локтем в бок. Он ещё крепче хватается за края.
– Кот, ты что, высоты боишься?
– Не боюсь.
– Поэтому ты мёртвой хваткой вцепился в края корзины? – хихикаю я, – не думала, что высокие парни боятся высоты.
– Я не боюсь, – упрямо повторяет кудряш, – мне просто от выпитого накануне… дурно.
– Ага, ясно, отчего тебе на самом деле дурно.
– Нет, – упрямо мотает головой Симаков, а сам аж побелел от страха.
– Я вот даже не заметила разницы между высотой в двести и четыреста метров. На какой высоте мы находимся сейчас, Патрик?
– Чуть больше четырёхсот, – улыбается наш пилот, – полёт будет длиться час.
