– Точно музей, – хмыкнул я.
– Кто-нибудь знает цель миссии «Пульсара»? – спросил экскурсовод.
Ответила все та же девушка.
– Да, – согласился экскурсовод. – Мы называем это исследованием ближнего рубежа. «Пульсар-12» передает на Землю собранную информацию по радиосети, и скорость передачи данных сейчас составляет…
– И какой смысл в исследовании этого ближнего рубежа? – не выдержал Виктор. – Мусор от барж он, что ли, собирает?
– А фотонный двигатель? – сказал я. – Это чья-то дипломная работа, не иначе.
Виктор кивнул.
– И зачем тогда рассказывать нам об этом с таким пафосом?
– Ну, как же! – деланно возмутился я. – У института есть собственный беспилотник, который летит черт знает куда. Они, наверное, и послания для инопланетян туда записали.
Виктор фыркнул, едва сдержав смешок.
– Сегодня мы сможем посетить центр управления, – говорил экскурсовод, – а также выйти к взлетным шахтам после того, как закончится сервисное обслуживание и нам…
Экскурсовод неопределенно махнул рукой в сторону окна.
– Может, все-таки будет интересно, – с надеждой сказал Виктор.
Я отвернулся.
У ракеты, стоявшей в дальней шахте, суетились люди в блестящих комбинезонах. Рукав с лифтом отвели в сторону, но толстые шланги еще торчали из обгорелого корпуса. Солнце скрылось за облаками, и бетонное поле космодрома затянула пасмурная тень. Я подумал, что лучше бы навестил маму вместо этой тоскливой поездки, и полез за суазором, проверить сообщения, хотя и знал, что новых сообщений не приходило.
Экскурсовод рассказывал историю Тенешкино, а девушка рядом с ним постоянно спрашивала его о чем-то или, напротив, пыталась сама отвечать на его вопросы.
Я совершенно не видел ее лица.
– Ты бы хоть навел справки об этом космодроме, прежде чем нас на экскурсию записывать, – сказал я Виктору.
– Ой, да хватит уже ныть! Тебе ничем не угодишь! Смотрел я, не было почти ничего.
– Конечно, не было. Писать-то нечего…
– А ты хотел, чтобы тебя на «Патрокл» сразу пустили? И дали в кресле первого пилота посидеть?
– А сам бы ты этого не хотел?
Я не смотрел на Виктора, листая в суазоре переписку с матерью – все сообщения, сохранившиеся в истории, все ее надсадные жалобы и бестолковые расспросы. Вернувшись к последнему сообщению, я стал набирать ответ.
– Интересно, а кто это? – спросил Виктор, показав кивком головы на девушку.
Сердце сжалось у меня в груди.
– Мне кажется… – пробормотал я. – Мне кажется, это…
За окном что-то блеснуло, и через секунду послышался громовой раскат – как эхо от чудовищного взрыва. Невысокие строения космодрома захлестнула ударная волна, прилетевшая из-за туманного горизонта.
Виктор, хамовато оттолкнув парочку сокурсников локтями, протиснулся к экскурсоводу, который болтал о чем-то с девушкой, активно жестикулируя длинной костлявой рукой.
Начался ливень. Косые струи били в толстое оконное стекло, и силуэт обгорелой ракеты расплывался в потоках воды, таял, как огарок из воска.
Я напечатал на экранной клавиатуре, повернувшись к окну:
«О чем ты хочешь поговорить? Что произошло?»
– Так! – раздался голос экскурсовода. – Мне сообщили, что центр управления открыт для посещений. Давайте, чтобы не создавать толкучки, будем проходить группами по пять человек. Выстройтесь в очередь.
Послышались недовольные возгласы.
– Итак, первая группа…
Я искал в толпе Виктора, пока не заметил, что он уже выходит из накопителя вместе с девушкой и другими студентами.
«Приезжай», – написала мне мама.
Я встал в очередь – почти в самый ее конец, держа раскрытый суазор. За окном было темно, как ночью.
– Это на полдня растянется, – пожаловался мой сосед, но я даже не сразу понял, о чем он говорит – о ливне или о посещении центра управления полетами.
– Нелетная погода, – пошутил кто-то.
«Хорошо, – напечатал я. – Приеду, как только смогу. Возможно, сегодня вечером. – И, подумав, добавил: – Постараюсь освободиться пораньше».
Первая группа вернулась через четверть часа, однако Виктор не торопился ко мне подходить. Сначала он долго спорил с экскурсоводом, а потом остановился у окна и пытался рассмотреть что-то в дожде, прислонившись ладонями к стеклу.
«Постарайся», – пришло сообщение от матери, и, хотя это было всего лишь слово, высветившееся на экране, я тут же услышал ее голос – недовольный, брюзгливый, словно я обязан лететь к ней через весь город по первому же звонку.
«Если получится», – ответил я.
Когда Виктор вернулся ко мне, из центра управления уже выходила вторая группа.
– И как? – спросил я. – Что там?
Виктор пожал плечами.
– Увидишь. Хотя, честно, я и сам жалею, что сюда записался. К шахтам в такую погоду не пустят.
Я вздохнул.
– Интересно, в городе тоже идет дождь? – сказал я.
– Думаю, это из города как раз принесло, – сказал Виктор.
Я попал в центр управления только вместе с четвертой группой, где не знал никого, кроме одного невысокого коренастого парня, который примелькался мне на лекциях.
– Итак, святая святых! – бодрым голосом начал экскурсовод, повторяя вступительную речь в четвертый раз. – Отсюда осуществляется контроль за взлетом, посадкой, а вся связь с кораблями идет через эти вот терминалы.
– Но здесь никого нет! – Коренастый парень жадным взглядом осматривал пустые столы.
– Да, – согласился экскурсовод, – космодром в сервисном режиме. Как раз в честь нашего приезда.
Центр управления выглядел совсем не так, как в остросюжетных фильмах, – никаких экранов во всю стену, переливающихся голограмм и ярких полосок из светодиодов. Впрочем, я уже подготовился к разочарованиям. Это была скучная и серая комната, уступающая по размерам даже институтским аудиториям. В центре в четыре ряда стояли обычные офисные столы со старыми на вид терминалами; к полу и стенам были привинчены выкрашенные белой краской трубы, где, вероятно, проходила проводка; а роль огромного стереоскопического экрана, которые любили показывать в кино, выполняло широкое окно с армированным стеклом – такое же, как в накопителе.
Все это и правда походило на пропыленный музей космонавтики.
– А где информационный экран? – не выдержал я. – Куда выводится статус по полетам?
Экскурсовод забавно поджал губы и показал рукой на окно.
– Опускаются электронные шторы, – объяснил он, – и окно превращается в экран.
