Куб!
Я открыл глаза и невольно засунул руку в карман брюк.
– Куб, – прошептал я.
– Что? – Таис приподняла брови. – О чем ты?
– Пластиковый куб. Куб, похожий на проектор голограмм. Звездное небо в кармане… Таис, – я заглянул ей в глаза, и она, побледнев, отступила, – ты ведь знаешь, о чем я говорю?
– Я не понимаю. – Таис мотнула головой. – При чем здесь куб?
Я встал с кровати.
– Это такая мелочь, но ведь и правда! Как он оказался в моем кармане?
Глаза у нее были удивленными и даже испуганными.
– Куб? – повторила Таис, сжимая шприц. – Оранжевый куб, который был в тесте? Но какое это имеет отношение…
– Дело здесь не в тесте! – крикнул я. – Я не верю в такие совпадения. Кто-то специально подложил его мне, кто-то хотел напомнить, напомнить обо всем…
Я подошел к ней вплотную.
– Это ведь была ты, Таис? Или мне лучше называть тебя…
Под потолком что-то зазвенело, я отпрянул от девушки и чуть не упал.
– Прекрати это! – крикнула она. – Ты обещал!
– Но как я могу…
– Ты обещал, – настойчиво сказала Таис, – что будешь вести себя нормально. Или ты хочешь, чтобы мы усыпляли тебя всякий раз, когда нужно сделать инъекцию?
– Хорошо, извини.
Я покорно вернулся на кровать и сел, сцепив на груди руки.
– Но зачем ты завела разговор о первом воспоминании? – спросил я.
Таис медленно, как бы нехотя приблизилась ко мне.
– Этот твой куб, – сказала она, – наверное, и правда важен. Просто ты делаешь, – Таис замялась, – неправильные выводы.
– А какие выводы правильные?
Таис подняла шприц.
– Пора делать укол, – сказала она.
59
Все говорили о том, что на Венеру введут войска. Однако даже спустя две недели после захвата лунной базы ничего не происходило – или же нам попросту ни о чем не рассказывали в новостях. Я начинал верить, что все и останется так навечно – автономия Венеры, нерешительное бездействие Земли, – однако Виктор постоянно твердил об обратном.
А Лида избегала меня.
Я никак не мог сосредоточиться на учебе, да и обстановка в институте этому не способствовала. Я подписался на новостные каналы, в которых писали о кризисе на Венере, начал, как и Виктор, выискивать в сети смехотворные разоблачения и неправдоподобные слухи – лишь бы заполнить саднящую пустоту внутри себя.
О матери я больше ни с кем не говорил.
В учебной части ко мне отнеслись с пониманием и оформили недельные прогулы как больничный. Виктор лишь один раз выразил неловкие соболезнования и больше не упоминал о произошедшем. Мы делали вид, что ничего не изменилось, как будто я и правда отсутствовал неделю из-за банальной простуды.
– По ходу, началось, – сказал мне Виктор после того, как мы оба получили одинаковые извещения на суазор. – «Патрокл» был срочно отозван с Марса и вернулся к Земле, спрятавшись в тени Луны.
– Это ни о чем не говорит, – отозвался я, хотя сам себе не верил.
Виктор покачал головой с таким видом, словно я в десятый раз настаиваю на очевидной глупости, и показал мне экран, быстро пролистывая броские заголовки новостей.
Мы сидели на семинаре, и профессор, выглядевший, как больной маразматик, выпущенный на поруки из богадельни, оставил в покое висящую в воздухе проекцию двигателя и покосился на Виктора, свирепо наморщив брови. Виктор торопливо искал что-то в суазоре. Я толкнул его локтем.
– Молодые люди! – возмутился профессор.
– Извините, – сказал я.
Профессор потешно надул щеки. Я с трудом сдержал смешок – преподаватель походил на нелепого персонажа из комедии положений.
– Я, конечно, все понимаю, – распалялся профессор, – все мы как на иголках. Но это не повод, – он ткнул скрюченным пальцем в голограмму, – не причина забывать обо всем на свете. Вы же все-таки студенты! Не говоря уже о том, – профессор шагнул через призрачную схему двигателя, вздрогнувшую, как мираж, в зыбкой, созданной электронными шторами темноте, – не говоря уже о том, что это попросту невежливо!
– Извините, – повторил я.
Виктор стал нехотя изображать из себя старательного студента, разглядывая голограмму и профессора, который прихрамывал вокруг нее, разбирая призрачный двигатель резкими взмахами дрожащих рук. Печатные платы распадались на отдельные схемы с неровными, как у частичек пазла, краями и плыли в воздухе, мерцая, растворяясь в темноте. Изогнутые, точно в агонии, трубы ускорителя увеличились в размерах, закрутились вокруг оси, демонстрируя свои внушительные изгибы, а потом замигали и исчезли, убранные из уравнения, изученные и ненужные.
– Все желающие, – сказал профессор, – все те, у кого нет своих проекторов, могут повторно изучить эту схему в библиотеке. Хотя нечто подобное вы можете проделать и через суазор. На экзамене…
До экзаменов оставалось еще несколько месяцев. Виктор зевнул и развернул суазор.
– Он заметит, – шепнул я, но Виктор не слушал.
– Итак, последнее, что вам нужно знать… – продолжал профессор.
– Вот, смотри. – Виктор толкнул в мою сторону суазор, и тот заскользил по парте.
– И что тут? – спросил я.
– Первый же заголовок! – прошипел Виктор. – Ты что, читать не умеешь?
– Да что тут… – повторил я.
Профессор вновь взглянул в нашу сторону; я виновато опустил голову и вернул Виктору суазор.
– Итак, – сказал профессор, – кто-нибудь готов сейчас заново собрать двигатель – по свежей, так сказать, памяти?
Профессор театрально вскинул руки, и под потолком появились прозрачные миражи деталей разобранного двигателя – платы, электрические цепи, изогнутый змеей ускоритель.
– Да как что? – возмутился Виктор. – Про «Патрокл», и это… Там целый флот у Луны собирается.
– Молодые люди! – Профессор затрясся, как во время припадка. – Сколько можно вам повторять?! Вы мне мешаете вести семинар!
– Извините, – сказал Виктор. – Просто здесь…
Профессор просверлил Виктора яростным взглядом.
– Выйдите! – крикнул он и пафосно указал на нас пальцем. – И друга своего заберите! Не хотите слушать, так не мешайте остальным!
– Извините, – затараторил я, – простите нас, мы…
– Выйдите! – неумолимо повторил профессор.
Меня первый раз в жизни выгнали с семинара.
Виктор, проходя мимо голограммы двигателя, качнул рукой – прозрачное трехмерное изображение задрожало в воздухе и причудливо исказилось, как от ряби волн. Кто-то засмеялся.
