По моему лицу стекали слезы. Голова налилась свинцом, как перед обмороком. Все вокруг застилала темнота, я почти ничего не видел.
– Поверь мне, – прозвучал ее голос, голос Лиды. – Я помогу тебе. Я сделаю все-все, что от меня зависит.
Она обняла меня за плечи.
– Не сдавайся, – сказала она.
Я посмотрел на запекшуюся рану у Таис над виском; ее правая щека и лоб были темными от крови.
Мне полегчало. Я вздохнул полной грудью. Головокружение прошло. Темнота, которая пыталась накрыть меня черной волной, отступила, рассеялась на свету.
На ее свету.
– Прости меня, – сказал я. – Прости меня.
– Ничего.
Таис прижалась ко мне, я почувствовал ее тепло, сердцебиение, тусклый запах крови, похожий на ртуть. Мои руки заскользили по ее спине, спустились к талии. Я коснулся заднего кармана ее брюк, из которого торчал какой-то угловатый предмет.
Таис дернулась, но было поздно.
Я и сам не понимал, что делаю. Таис попыталась отобрать картридж, но я оттолкнул ее, и она, охнув, осела на пол. Через секунду я держал заряженный пистолет.
Таис обреченно посмотрела в направленное на нее оружие.
– Что ж, – сказала она, – если тебе это… Если так ты видишь свой выход – стреляй!
Она гордо вскинула голову, и глаза ее блеснули.
– Стрелять? – пробормотал я. – Нет, что ты! Зачем мне стрелять в тебя? Я люблю тебя, Лида.
Она все поняла, но ничего не могла поделать. Я прижал дуло пистолета к груди и дернул за спусковой крючок.
Таис закричала.
И меня накрыла темнота.
2
Я открыл глаза.
Взгляд уперся в ровный пустой потолок, омытый слепящим светом. Казалось, меня окружает глухая бесцветная пустота. Чувства возвращались постепенно – я медленно оживал, возвращаясь в реальность после опустошительного, похожего на смерть сна. Сначала горло свело от горечи и сухости, как у умирающего от жажды, а потом меня начал пробивать каленый холод, начиная с пальцев босых ног – словно я отходил от криозаморозки.
Я вдохнул, приподнялся, и руки со скрипом заскользили по плотной полиэтиленовой пленке.
Я лежал на узкой больничной койке, похожей на противень для трупов в морге. Я снова был в своей камере – или в еще одной, точно такой же. Меня переодели в новую синтетическую робу – ломкую и пахнущую резиной, без пятен крови на рукаве. Правое плечо стягивал тугой медицинский жгут, фиксирующая повязка – наверняка мне внедрили еще один имплантат, отравляющее нервные окончания яблочное семя. Я опять был на поводке.
Глаза слезились из-за светящейся белизны стен.
Я попробовал встать.
Меня покачивало, мне хотелось пить, ноги тряслись, как после нескольких недель в невесомости, когда мышцы дрябнут без нагрузки, но в остальном я чувствовал хорошо. Голова была свежей, дышалось легко.
Я проснулся.
Я прошелся по комнате – и вдруг все произошедшее вспыхнуло передо мной, ослепив, лишив точки опоры. Я пошатнулся и прижал руку к груди. Не было ни ран, ни повязки. Я не чувствовал боли. Как будто побег, авария на станции и женщина, назвавшаяся Лидией, оказались лишь невыносимо долгим безумным сном.
Глазок панорамной камеры тускло светился над закрытой дверью.
– Эй! – крикнул я. – Здесь кто-то есть?
Электрическое око камеры на секунду мигнуло, присматриваясь.
– Что произошло? – спросил я, глядя в пустой потолок.
– Успокойтесь! – послышался металлический голос. – Вам нельзя много двигаться. Ложитесь в постель.
– Но как… – Я не мог подобрать слов. – Как это может быть? Почему я здесь? Я выстрелил себе в грудь или…
Искусственный ветер, создаваемый системой вентиляции, пронизывал меня химическим холодом.
– Это снова ваш дурацкий тест? Выстрел в упор из шокового на максимальной мощности не такой уж и смертельный, да? И чего вы добились? Вы…
– Вас реанимировали, – ответил металлический голос. – Вас едва удалось спасти.
– Реанимировали? – спросил я и снова прижал руку к груди. – Но я чувствую себя хорошо, слишком хорошо для…
– Идиот! – раздалось с потолка.
Электрический глазок камеры взволнованно моргнул.
– Таис? – спросил я. – Таис, это ты?
– Да, – ответил голос, помедлив.
– Вы правда меня откачали? Зачем? Ты не думаешь, что было бы…
Ноги подгибались от усталости, мне хотелось усесться прямо на холодный пол, но я продолжал стоять.
– Было бы гуманнее… – пробормотал я.
– Я сейчас зайду, – послышалось в ответ.
Бронированная дверь моей тюрьмы вздрогнула, и мне показалось, что все вокруг – свет, стены, камера, пустой потолок – задрожало и подернулось густым туманом, словно у меня начали отказывать глаза.
Я зажмурился, а когда поднял веки, то увидел Таис. В руках у нее было устройство, похожее на тенебрис.
– Ты и правда идиот? – сказала она. – Значит, зачем мы тебя откачали? Зачем? – Она сжала губы. – А зачем ты выстрелил, кретин?
– Я не знаю… – пробормотал я. – Наверное, тогда мне не хотелось жить.
– Потому что твоя Лида выглядит вовсе не так, как ты себе вообразил?
Таис была в ярости.
– Потому что вся моя жизнь, – произнес я, тщательно выговаривая каждое слово, – вся моя жизнь, все, что я о себе знаю, – это…
– Я ведь говорила, – вздохнула Таис, – мы можем тебе помочь. Ты отличаешься от остальных.
– Чем же?
Таис попыталась ответить, но я остановил ее взмахом руки.
– Нет, это даже неважно. Как вы мне поможете? Перезагрузите? Но это будет другой человек. Человек, который…
– Это будешь ты, – перебила меня Таис. – Ты, настоящий. Понимаешь?
– Понимаю. Настоящий. Но что значит настоящий? Такой, как это описано в документах и протоколах? Таис! – Я потянулся к ней, и девушка, нахмурившись, угрожающе покачала тенебрисом. – Ты не знала меня настоящего!
– Постарайся успокоиться, – примирительно сказала Таис. – Ты на взводе. Тебе нельзя волноваться. Ляг, полежи. Станет лучше.
– Лечь? – Я устало закрыл ладонью лицо. – Лучше?
– Отдохни, поспи.
– Но даже мои сны, воспоминания… Это все неправильное. Я путаюсь в них, как…
– Извини. – Таис отвернулась. – Мы делаем все, что можем. Но в любом случае самоубийство – это не выход.
Она подошла к открытой двери.
– Подожди! – крикнул я, и Таис замерла, не оборачиваясь.
