– Лейтенант, – улыбка эсэсовца способна затмить солнце, стоящий за плечом английского офицера Браун, баюкающий на сгибе руки свою винтовку, его совершенно не волнует. – Должен сообщить вам, что ваша часть отрезана от остальных сил и окружена. Во избежание ненужного кровопролития предлагаю вам сложить оружие и прекратить бессмысленное сопротивление.
На фоне столь великолепного врага Джон в своей измятой пропыленной форме кажется себе заблудившимся в аллеях Виндзорского парка докером. Ну что ж, не форма делает человека.
– Видите ли… Извините, не разбираюсь в этих ваших «фюрерах», господин Шиллер, мой командир не давал мне разрешения сдаваться. Кстати, вы, случайно, не родственник…– Джон не успел произнести вопрос до конца.
– Даже не однофамилец, – улыбка немца заметно убавила яркости. – Жаль, вы могли бы стать неплохим собеседником.
Немец отбросил в дорожную пыль свой импровизированный флаг и великолепным броском прыгнул в сторону – с обрыва, в подходящую к самому краю дороги ложбину. У него почти получилось, но пока эсэсовец летел, Джон успел всадить ему в грудь и живот две пули из подаренного Алексеем при расставании «люгера». Пули сбили траекторию тела, и выхваченная красавцем из каски граната без ручки полетела в сторону, а не в кузов грузовика с минами. Джон успел сбить с ног ординарца и вместе с ним рухнуть в канаву до того, как сверху рыкнул очередью немецкий пулемет и ударили вразнобой несколько карабинов.
Пули взбили фонтанчики пыли там, где только что стояли англичане, бессильно ударили по камню, откалывая куски меловой породы.
Наводчик приданного танка не попал в пулемет, но так вышло даже лучше – снаряд гаубицы рванул на скале за спинами расчета, на пару метров выше по склону, и засыпал окрестности осколками. Один из эсэсовцев приподнялся, чтобы швырнуть вниз гранату, но получил пулю прямо под каску. Граната взорвалась там, куда упал его труп. Уцелевшие диверсанты ушли – вскарабкавшиеся наверх пехотинцы нашли только плохо различимые следы на той стороне склона.
– Но четырех мы все-таки завалили, и самого опасного – вы, сэр.
Сержант-пехотинец смотрел на Джона с восхищением. Точно так, как смотрели греки на Котовского. Оказывается, это не так приятно, как казалось со стороны.
Чтобы скрыть растерянность, лейтенант подошел к обрыву и посмотрел вниз.
Великолепный молодой зверь отказывался верить, что пришла пора умирать – этого не могло быть. С кем угодно, но не с ним. Ему казалось – он продолжает бежать, помогая себе руками, хотя на самом деле ноги всего лишь чуть заметно дергались да скребли камень пальцы. Джон взял у ординарца винтовку и прострелил покрытый испачканными в пыли золотистыми прядями затылок.
– Видите ли, сержант, в Кембридже у нас был кружок иллюзионистов-любителей. Я был посредственным учеником, но одну вещь все-таки запомнил.
Джон отдал винтовку Брауну и вытер ладони о грязные бриджи.
– Если вам показывают что-то яркое, бросающееся в глаза, значит, отвлекают ваше внимание от трюка, который должен вас поразить в самое сердце. Да, сержант, теперь вам придется высылать на ближайшие склоны патрули – похоже, немцам очень не нравятся мины, которые мы устанавливаем.
* * *
Сколько всего Котовский повидал за последние годы… Пропитанные водой даже в самый разгар зимы, трещавшие на морозе чухонские леса, моря с проливами, горы и долины. Промерзал до мозга костей и плавился под жарким средиземноморским солнышком. А вот теперь сподобился добрести до самого края земли. Кончается Греция под ногами, осталось несколько невысоких холмов, а за ними – обрыв и пронзительная, прозрачная голубизна Мессинского залива.
За полосой соленой воды подпирает небо гора Тайгет. Та самая, у которой стоял, да и теперь стоит, город Спарта. Не довелось побывать, а теперь, похоже, уже и не доведется. Потому что не занятой фашистами греческой земли всего и осталось, что эти вот холмы, негусто поросшие чахлой травой и колючими кустами. Алексей ни минуты не сомневается, что пройдет время и греки снова, в который уже раз, станут хозяевами своей земли, только не уверен, что майор двух армий Котовский сможет это увидеть. Потому что жизнь его теперь измеряется не часами или минутами, а длиной ленты в трофейном пулемете. Всем хорош немецкий аппарат – ухватист, не слишком тяжел, скорострельность бы ему поменьше… Есть, правда, у майора еще одна лента, но она – последняя. Их, последних в стране защитников, на клочке не оккупированной пока территории меньше сотни. Кажется, можно было бы держаться, но патроны заканчиваются у всех. А где-то на западе, там, где краснеют черепичные крыши городка или большой деревни Василитси, уже ревут моторами немецкие самоходки. Паршиво заканчивается август.
С этими агрегатами бойцы Котовского впервые столкнулись неделю назад. Дивизион самоходок выставили фрицы для поддержки очередной атаки. После боя Алексей остался без танков, правда, и самоходок у немцев убавилось. Да и батальоном его часть осталась только по документам, чуть больше роты в строю. С той поры они пятились под ударами артиллерии и атаками пехоты, смешивались с остатками пехотных и кавалерийских частей, устраивали засады, цеплялись за высоты и руины домов. И продолжали отходить, щедро поливая каменистую землю своей и чужой кровью.
Слева подползает сосед.
Котовский достает флягу, прополаскивает рот и сплевывает воду в сторону.
– Будешь? – протягивает воду соседу.
– У меня тоже еще есть, командир. А вот курить нечего.
Алексей пожимает плечами – у него курево закончилось давным-давно.
Беппе рукавом протирает от пыли линзы бинокля и осматривает окрестности.
– Скоро пойдут. Как думаешь, Алессео, отобьемся?
– Одну атаку отобьем, – врать не имеет смысла. – Если пойдут без самоходок.
– Они не идиоты, без самоходок на нас идти. Идиоты кончились вчера.
А еще вчера на последних лодках, собранных на побережье, отправили в море раненых. И это замечательно.
– Тогда не отобьем.
Разницы, впрочем, никакой. Если отбить одну, через час будет вторая, на которую уже точно не хватит патронов. Над границей моря и неба кружит самолет. Высоко, не разглядеть, свой или чужой. Но силуэт странный, незнакомый.
– Командир, ты понимаешь, что в плен мне попадать нельзя?
Алексей молча кивает головой.
Итальянец не успокаивается:
– Ты везучий, майор. Если меня ранят и я не смогу сам, добей, хорошо?
– Если еще буду жив – обязательно.
Беппе хлопает командира по предплечью:
– Ты настоящий друг, майор, повезло мне с тобой.
И ведь не шутит, макаронная душа, – серьезен, как на исповеди. Повисает в воздухе ноющий звук подлетающей мины. Начинается. Беппе отползает в сторону.
Оглядывается.
– Ты обещал, командир!
