Герцог не пропускал ни одного ее спектакля, после окончания он встречал Дороти в ее гардеробной. Когда она была на сцене, он не сводил с нее глаз и бывал очень зол, если замечал какой-нибудь пристальный мужской взгляд, направленный на нее. Публика ликовала.
Он получал огромное удовольствие от ее выступлений. Может быть, причина заключалась в том, что он не был безразличен к тому, как оплачивается ее работа в театре? Всем было известно, что братья постоянно в долгах. И в одной из газет появилось четверостишие, язвительно намекавшее на то, что Дороти Джордан содержит герцога Кларенса и он в восторге от того, что она вновь вышла на сцену.
Ни Дороти, ни Уильям не обращали на это внимания, они говорили себе, что должны были предвидеть и злословие, и сплетни. Люди им завидовали, ибо у них было то, к чему все стремятся, — счастье.
Приехав навестить детей, Дороти нашла Эстер в большом волнении.
— Приезжал Ричард, — сказала она. — Он не понимает, почему ему нельзя навещать детей.
— Значит, он вернулся из Франции, — ответила Дороти. — Ничего не сделав для детей, он вдруг решает, что хочет их видеть.
— По крайней мере, Доди. Люси забыла его, а Доди — нет.
— И ты думаешь, что я разрешу эти встречи?
— Он их отец, — ответила Эстер, в ее голосе звучало напоминание.
— Я уверена, что герцог даже слышать об этом не захочет.
— Но он им не отец.
Дороти рассердилась.
— Послушай, Эстер. У Ричарда была возможность дать имя моим девочкам. Он отказался это сделать, несмотря на все обещания. Я никогда не согласилась бы жить с ним, если бы он не обещал на мне жениться. Он меня предал. Он лгал мне и предал меня, я с ним рассталась. Теперь я счастлива и намерена быть счастливой и впредь. Я не позволю ему отравлять мою жизнь, используя для этого детей.
— Он не станет тебе мешать, Долл. Он хорошо к тебе относится, несмотря на то, что ты его бросила.
— Ты словно упрекаешь меня.
— О, нет. У меня и в мыслях не было — упрекать тебя. Но ты действительно относилась к нему, как к мужу, и бросила его ради герцога.
— Не хватало только, чтобы ты так заговорила! Мало мне всех этих газет! Они мои дети. Я их содержу. Я не желаю больше ничего, что связано с Ричардом Фордом.
— Мне кажется, ты немного жестока.
— Жестока? Ты даже не понимаешь, о чем ты говоришь!
— Я понимаю. Я занимаюсь детьми.
— Хорошо, Эстер, если тебе так не нравится все, что делаем я и герцог, может быть, мне лучше найти кого-то другого, кто будет ими заниматься?
Эстер, пораженная, смотрела на Дороти, не понимая, почему она внезапно так разозлилась.
— Нет, Эстер, я не хотела тебя обидеть. Ради бога, не будем ссориться. Будущее Люси и Доди... и Фан слишком много для меня значит. Я должна их обеспечить. Я хочу, чтобы у них было все то, чего мы были лишены.
— Мы были очень бедны, но мама всегда была с нами.
— Мы обе будем с ними — ты и я. Будем их любить и заботиться о них.
Эстер попыталась выразить сомнение.
— В нашей семье все так сложно. Никто не знает, что может случиться завтра.
— Господи, ну почему Ричард не остался во Франции? Все было бы настолько проще!
— Я не уверена, что ему было бы проще. Он говорит, что в стране революция, всем грозят опасность. Он говорит, что они собираются убить короля и королеву.
Дороти вздрогнула.
— Храни нас Бог от таких дел здесь!
Неожиданно ей стало страшно. Она подумала о французской королевской чете, об их семье, на долю которой выпали такие унижения. Она хорошо представляла себе ярость толпы: ей приходилось видеть раздраженных зрителей, которым не нравился спектакль. Конечно, это не идет ни в какое сравнение с тем, что происходит на другом берегу Ла-Манша, но она знала, что значит разъяренная толпа. Подумать только, что такая же участь может ждать и английскую королевскую семью! Теперь она стала частью этой семьи. Это было очень странно, но это было именно так. Она не могла вынести мысли, что Уильяму грозит опасность и что она может его потерять.
Она любила его так, как уже никогда не надеялась полюбить ни одного мужчину. Она не верила, что способна на такую привязанность и нежность. Теперь все должно быть хорошо. Ничто не должно омрачать ее счастья. Она так долго ждала этого, так много страдала, но если этому счастью суждено продлиться, значит, все прежние страдания были не напрасны. Нельзя позволить Ричарду Форду вмешиваться в ее жизнь.
— Итак, он вернулся, — размышляла Дороти вслух, — и обнаружил, что у него есть все-таки какие-то чувства к собственным детям. Я думаю, что это открытие слегка запоздало и запоздало не случайно: теперь он уверен, что дети не нуждаются в его деньгах.
Эстер пожала плечами.
— Я хочу того же, что и ты. И я тоже думаю о благополучии детей.
— Я все знаю, моя дорогая Эстер. У них все будет в порядке. Я хочу только, чтобы они жили в покое и в хороших условиях, я готова много работать, чтобы у них было хорошее приданое. Доди и Люси еще крошки, но Фанни уже не такая маленькая.
Лицо Дороти помрачнело.
— Как она себя ведет?
— Иногда она очень злится.
— Пойду к ней. Она, наверное, знает, что я приехала.
— О, да, — ответила Эстер, — от этой мадам ничего не скрыть.
Фанни была похожа на своего отца, и Дороти замечала это сходство со страхом, оно отталкивало ее, потому что она не смогла за все это время забыть Дэйли и его распутное лицо, склонившееся над ней. Сознание, что Фанни очень напоминает ей своего отца, заставляло Дороти проявлять к девочке особую нежность.
В детской она застала Фанни, нарядившуюся в один из ее собственных костюмов для роли Гарри Уилдера. Он неплохо сидел на ней, так как Фанни уже была почти одного роста с мамой. Она что-то представляла перед малышками, которые, сидя на скамеечках, наблюдали за ней. Она замолчала, когда вошла Дороти.
— Ты играешь Уилдера, да?
— Да, мама. Но мне нужны настоящие зрители, а не эти глупые Доди и Люси.
— Мои дорогие! — Дороти опустилась на колени и обняла девочек — трехлетнюю Доди и двухлетнюю Люси.
— Мама останется с нами? — поинтересовалась Доди.
— Да, мама побудет недолго.
— А потом ты уедешь, — сказала Фанни. — Я хотела бы жить с тобой. Можно?
— Когда-нибудь, может быть.
— Сейчас! — крикнула Фанни, и Доди расплакалась.
— Сейчас я здесь, — сказала Дороти. — И я сыграю вам маленького Пикля, хорошо? А вы все будете моими зрителями.
Смотреть, как мама изображает Пикля, было для них самой большой радостью, и даже Фанни перестала злиться, потому что Дороти показала все трюки Пикля, которые можно было показывать детям, и вскоре дети так заразительно хохотали, как и зрители в театре.