— Представьте себе, я не ошиблась. — В Машином голосе зазвучала ирония, неразличимая для влюбленного. — Вы думаете, раз между нами что-то было…
— Послушай. Что ты… И было, и будет… Да, ты… Да, вы… Я этого хочу.
— Все было бы хорошо, если бы не Павел. — Маша будто не слышала, разговаривала сама с собой.
— Позволь, ты о чем? — Плахов сглотнул от волнения.
— Я собираюсь к Балабуеву, заявить об исчезновении панагии.
— Ты уверена? Музейная ценность. Зачем? Найдут и конфискуют.
— Именно, если найдут. Заявишь, что я готовила дарственную музею. Сделаешь? — Подошла совсем близко и глянула буквально в упор. Иногда, в крайние моменты бытия взгляд имеет материальную силу. Не только столовую ложку может узлом завязать (есть свидетели), а здорового и бодрого человека. Как сейчас Плахова.
— Сделаю. — Прокашлялся Плахов.
Маша, стоя, взяла его руку, приложила к своей щеке. Подержала и отпустила. Она все еще глядела на Плахова в упор, испытующе, с незнакомым ранее выражением. Плахов как бы стал уменьшаться в размерах. Она вверху — на трибуне, он внизу — на арене. Поверьте, так может быть. Ничтожеством чувствуешь себя, но это потом, а пока принимаешь, как должное. Повелительница. Машино лицо впечаталось в стену, затемнило квадрат окна, солнечный свет пробился откуда-то сбоку и осветил волосы. Не могло быть, чтобы за несколько столетий черты, переходя от человека к человеку, теряясь от поколения к поколению, остались прежними. И тем не менее.
— Как ты похожа.
— Я знаю. Но скажи сам.
— На Византию.
Глава 30
— Все, Сеня. — Рубил генерал. — Хватит. Не могу больше людей от дела отрывать. Я тебе союзник и друг. Но не сейчас.
— Толя. — Рассудительно отвечал Семен Иосифович Закс. — Потерпи.
— Чего ради? Кто Кудума раскрыл? Мои орлы. Без шума, скандала. Утерлись твои французы.
— Французы, Толя, не мои.
— Значит, Наполеона. Почему я на Кульбитине должен весь розыск держать?
Семен Иосифович запустил палец во вмятину в голове, вздохнул, и от прямого ответа ушел. — Для Госсовета готовлю предложение. Ты ведь знаешь, как у нас.
— Знаю. Фантастическую литературу сочиняешь.
— Не мешает в будущее заглядывать.
— Завидую я тебе, Сеня. Тут не знаешь, как с криминалом совладать, а ты паришь над грешным миром.
— Это есть. — Поскромничал Закс. — На идею работаем. Прислали ко мне этого Кульбитина. Проверенный наш информатор. Знают, что я люблю, как ты заметил, фантазировать.
— Романтик. — Хмыкнул генерал.
— Вот именно. Когда кругом уныние. Бывал этот Кульбитин в Стамбуле на археологических раскопках. Византию они исследуют. Международная группа. Руководит Элеонор Дуглас. Англичанка.
— Она, Сеня, такая англичанка, как мы с тобой иерусалимские дворяне.
— Ну, насчет меня… — начал было Закс.
— Знаю, знаю. Это по паспорту — англичанка. А по крови — настоящая гречанка, крашеная, как лиса на воротнике.
— Откуда сведения?
— Мои ребята. И вот, однако, подалась в Стамбул с английским паспортом. Иначе бы ее на порог не пустили. Работает эта группа от ЮНЕСКО, турки в Евросоюз хотят, потому разрешили.
— Насчет англичанки, Толя, для меня не новость. Да, еще с родней на Кипре, которую турки, то ли убили, то ли согнали с места. Настроена соответственно, но вербовать ее смысла нет. Дожились. С нами теперь никто дела иметь не желает. Но по Византии мы союзники. Потому прошу, не спеши это дело закрывать. Кто-то этого Кульбитина угостил. Сам он — человек мутный, я таких хорошо вижу. Но пусть… отыскал людей, которые могут претендовать на византийские корни. Готовая аристократия, остается только их замкнуть.
— Где замкнуть?
— Не где, а между собой. Всю эту компанию. Кульбитин должен был прояснить и дать предложения.
— Какие предложения, Сеня, когда самой Византии давно нет?
— Толя, это история. Границу с места сдвинуть трудно, ее сначала расшатать нужно, вот история и расшатывает. А ее — сказительницу перекатывай сколько угодно. Что напишем, то и будет. Возьми Косово. Кипр.
— Сравнил. Там народа полно.
— Не в этом суть. Главное, проблему организовать., говоришь, византийцы — покойники. И костей не осталось. Ошибаешься, остались. Думаешь, нельзя их из гроба поднять? За милую душу. Это же их историческая родина.
— Вроде американских индейцев…
— А чего? Хороший пример. Счастливые люди. Налоги не платят. Рулетку держат, шарик по ночам гоняют, огненную воду дуют, вместо того, чтобы прическу с головы сдирать у белого человека. Зато на глазах и под рукой, если что — в ООН приведут вместе с лошадью. Потому что с умом живут. Не люди нужны, а форма, пригодная для использования. А под форму и люди найдутся.
— Мертвые. — Вставил генерал.
— А какая разница? — Искренне удивился Закс. — Пойми, Толя, история — непрерывный процесс. Здесь все хороши. А мертвые — еще лучше, сами за себя сказать не могут. Не то, что живые — сегодня одно, завтра другое. Живых пойди, научи, и за ними проследи. А тут откопал, показал, снова закопал. Сироток привел, по головке погладил, чтоб народ видел, попов… этот… как его… ну, в общем, пропели, что положено… Махнул кадилом, дым пошел, это он сначала сладкий, а потом закрутилась история и пошла родимая. Тикает ролекс, Богово времячко, а как иначе? Для тех, кто понимает, это не проблема.
— Ты, Сеня, циник.
— Толя, это зря. Жизнь крутая, реализм. Твои ребята на коленках ползают, пятнышко крови ищут, а в истории кровь искать не нужно. Тут она везде… Вон, сколько у турок врагов. Со всех сторон. Греки, армяне, курды.
— Евреи. — Добавил генерал.
— Похоже, что нет. — Семен Иосифович и сам удивился.
— Значит, будут.
— Спасибо, Толя, за аргумент в мою пользу.
— Но что можно найти через пятьсот лет?
— Что хочешь. Недооцениваем мы с тобой историю. А Иосиф Виссарионович считал, найти можно и нужно. Для дальнейшей организации исторического процесса. И приказал усилить исследование Византии.
— Это когда было.
— Эх, Толя. История с нами постоянно. Вот здесь. — Семен Иосифович постучал для наглядности по груди. — В нас отзывается. Кто мог подумать, что англичанка… И вот на нашей стороне. А если развить инициативу.
— Как по мне — ерунда все это. И никакого отношения к убийству не имеет.
— Про убийство я молчу. Твоя забота. Но насчет истории ты неправ. Здесь только зацепись. Создай прецедент. Втяни в дискуссию. Только кажется, тихо вокруг, как на сопках Манчьжурии. А почему тихо? Потому, что покойники спят. А ты разбуди. Пришел и говоришь. Позвольте. Вскрылись новые обстоятельства. Вот документ, случайно обнаружился. В секретной папке. Как видите, совсем все иначе. Мы с вами — культурные люди, давайте обсуждать. Только они согласятся, а мы еще подбросим, и еще. Или они нам. Кто инициативой владеет, тот и прав.
