Но выйти и признаться ей во всем я уже не мог.
Прежде всего, я сам не мог понять, почему велел малышке снова прийти ко мне на этой неделе.
В общем, ситуация была дерьмовее не придумаешь. Каждую ночь перед сном я ломал голову, зачем я это сделал. Но никак не мог выбросить из головы робкий голосок девочки.
«Иногда он засыпает на диване с непогашенной сигаретой в руке, и тогда я думаю, что не надо ее тушить, пусть спалит весь дом». Вот что она мне сказала.
Я вовсе не был уверен, считалось ли грехом невмешательство, когда кто-то собирался причинить себе вред. Но я не хотел, чтобы бедная девочка испытывала чувство вины по поводу того, что желала зла человеку, который, как я подозревал, был отъявленным мерзавцем.
Мне хотелось знать, что этот гад делал такого, что у маленькой невинной девочки возникали такие ужасные мысли. В ее возрасте ей следует думать о пони и единорогах, а не о поджоге собственного дома. Я невольно представлял самое страшное.
Я уже собирался уйти – и покурить травку по пути домой, чтобы очистить голову от всяческих дурацких мыслей, – как вдруг дверь в другую часть исповедальни со скрипом открылась.
– Благословите меня, святой отец, ибо я согрешила, – прошептала она.
– Разве мы с тобой не говорили на эту тему на прошлой неделе? Злые помыслы вовсе не являются грехом. Ты согрешишь, только если попытаешься их осуществить.
На самом деле католическая церковь отличается гораздо более строгими нормами, но это единственное, что я сейчас мог сказать, чтобы снять хоть часть тяжких переживаний с ее хрупких плечиков.
– Я поняла.
Еще с прошлой встречи, неделю назад я догадался, что ей тяжело делиться с кем-то своими бедами. Мне придется завоевать ее доверие, чтобы она без утайки рассказала все, что происходит у нее дома. Поэтому я попытался разговорить ее, затронув первую тему, которая пришла мне в голову.
– Как у тебя дела в школе на этой неделе? Тебе нравится твоя учительница?
– В школе у меня все хорошо. И учительница нормальная. Вот только Томми, мой сосед по парте, противный. Он все время сует руку себе в штаны.
Я едва удержался, чтобы не рассмеяться. Все мальчишки этим страдают.
– Тебе надо держаться от него подальше. Общение с ним не доведет до добра.
– Но он всегда улыбается мне.
– Понятно. Он нехороший мальчик. А в каком ты классе?
– В четвертом.
Значит, мои догадки верны – ей действительно лет десять.
– А ты своей маме об этом Томми рассказывала?
Она помолчала некоторое время, а потом ответила:
– Моя мама умерла в прошлом году.
Вот черт! Именно этого я и боялся – в доме, очевидно, не было взрослой женщины.
– Мне так жаль это слышать. – Я замолчал в растерянности, а потом добавил: – Она сейчас на Небесах. Ей там хорошо.
– Скажите, а когда человек умирает, он уже не испытывает боли?
– Значит, твоя мама болела?
Сквозь решетчатую перегородку я различал ее силуэт и заметил, что она кивнула.
– Сейчас ей уже не больно.
– Скажите, а Йода тоже там, на Небесах?
Я недоуменно нахмурил брови.
– Ты имеешь в виду того маленького зеленого парня из «Звездных войн»?
Девочка захихикала. Для моих ушей этот звук был слаще музыки.
– Нет. Йодой звали моего песика. У него были такие смешные торчащие уши. Он тоже умер.
– О, понятно. Конечно же, Йода на Небесах с твоей мамой. Им там весело вместе.
– Я так рада.
– Значит, у тебя остался только папа?
– Он не мой папа. – Она ответила на этот вопрос очень быстро. Подозрительно быстро.
– С кем же ты сейчас живешь?
– С отчимом. Но он меня не очень любит, хотя к сестре относится хорошо. По крайней мере, иногда.
– Так у тебя есть сестра? Значит, вас двое?
– Да.
– Она старше тебя?
– Ей пятнадцать.
У меня заныло в животе.
– Откуда ты знаешь, что отчим тебя не любит? И почему ты говоришь, что к твоей сестре он иногда относится хорошо?
Девочка молчала.
– Мне пора идти. Бенни скоро вернется с работы. Он может разозлиться.
– Бенни? Так зовут твоего отчима?
– Да.
Мне хотелось узнать о ее жизни побольше, но она не должна попадать из-за меня в неприятности.
– Приходи на следующей неделе, хорошо?
– Хорошо.
Глава 10. Рэйчел
В пятницу я потратила на сборы больше времени, чем обычно. Мне всегда нравился процесс обучения. Он давал мне возможность сосредоточиться, когда я чувствовала себя неуверенно. Но в эти дни я определенно ждала не самих занятий.
Дверь в кабинет Кейна была открыта, и я без стука заглянула туда. Мы посмотрели друг другу в глаза, и он, не отнимая трубку от уха, кивнул на стул возле своего стола. Я присела и стала слушать его разговор, оглядывая кабинет.
– Да. Я буду. – Выслушав ответ, он закатил глаза. – Я бы предпочел, чтобы ты этого не делала.
Он разговаривал с женщиной. Я слышала ее высокий голос, хотя и не могла разобрать ни слова. Я старалась делать вид, что не обращаю внимания на разговор, и внимательно рассматривала картины на стенах и книги на полке, но при этом хотела не упустить ни слова.
– Мы с Эллен Верман не будем парой, за какой бы столик ты ее ни усадила.
Пауза.
– Потому что у меня есть член, а Эллен это не нравится, мама.
Пауза.
– Хорошо. Извини, я больше не могу говорить. Ко мне только что пришли. До встречи.
Кейн глубоко вздохнул и бросил телефон на стол.
– Эллен не нравится только ваш член или вообще все члены?
Он ухмыльнулся.
– Эллен отличается нетрадиционной ориентацией. Моя мать – единственный человек на планете, который до сих пор этого не понимает. Эллен – дочь делового партнера моего отца. Мы хорошие друзья, но моя мать в течение последних тридцати трех лет мечтала, чтобы мы поженились. Она звонила мне четыре раза, чтобы поговорить о том, как посадить нас с Эллен на каком-то благотворительном мероприятии, которое мои родители проводят каждый год и которое состоится еще только через два месяца. На самом деле мне надо было просто сказать ей, что жду не дождусь, когда буду сидеть рядом с Эллен, и оставить все как есть. – Его телефон снова зазвонил, но Кейн попытался проигнорировать его. – Разве у вас сегодня после обеда дополнительные занятия со студентами? Я думал, вы проводите их по четвергам.
