И тут я вспоминаю, что эти люди уже четыре года не видели своего сына.
Бедолаги.
Ответить я не успеваю: холл оглашает самый ужасный, истошный и мучительный вопль, какой я когда-либо слышал. Все замирают. Полицейские ведут через холл человека – источник этих страшных звуков. Фуражки они сняли, а на человеке нет ни наручников, ни каких-либо видимых ран. Видимо, у него умер кто-то близкий, и теперь его ведут к нему.
– Кажется, я его видела, это папа одного из наших хипстеров, – шепчет мне на ухо Мэл.
Они скрываются из виду, но жуткие вопли из коридора смолкают далеко не сразу.
– Знаете, мне очень хочется домой, – говорю я.
Глава шестая
в которой Сатчел находит у себя на подушке записку от Керуака, ее близкого друга, который с детства залезал в ее комнату по дереву за окном; он пишет, что совершил ужасную ошибку и теперь она должна постоянно носить амулет, который он тоже положил на подушку, – носить его надо не снимая, что бы ни случилось; Сатчел сразу надевает амулет, а потом звонит своему дяде-полицейскому, – выясняется, что Керуак умер и сегодня дядя возил его отца на опознание трупа.
Ночью, в 23:30, звенит мой будильник. Вообще-то я так рано обычно не сплю, но сегодня мне пришлось выпить полтаблетки болеутоляющего. Оказывается, в человеческом теле есть такие мышцы, о существовании которых ты даже не догадываешься, пока они не начинают болеть от резкого столкновения с огромной тушей пролетающего мимо оленя. Я медленно, очень медленно встаю – любое движение отзывается внутри резкой болью. Натягиваю худи, но надеть кроссовки – выше моих сил, это ж еще шнурки надо завязать. Поэтому просто надеваю первые попавшиеся тапки.
Прислушиваюсь. В доме тихо. Мама рано легла спать: ей утром ехать в столицу на экстренную встречу с партийным руководством. А всем остальным по барабану, сплю я или нет.
На лестнице меня встречает пристальным взглядом Мария Магдалина.
– Ну, пошли, – говорю я кошке, и та с мурлыканьем идет за мной.
Выхожу на улицу и изо всех сил стараюсь не хрустеть гравием на дорожке. Дождя больше нет, зато есть туман; дальние фонари подсвечивают мир однородным белым светом. Мари-Магс бесшумно семенит впереди, выбегает на дорогу и направляется в сторону Поля.
Там уже стоит тачка Джареда.
На моей памяти наш город осаждали: 1) зомби, 2) пожиратели душ (такие призраки), 3) любвеобильно-кровожадные вампиры и, наконец, 4) не знаю кто, которые убили Финна и вызвали массовый исход оленей (скорее всего эти события связаны между собой). У дедушки Джареда в юности были Боги.
Тогдашние хипстеры (или как они тогда назывались, хиппи?) вышли на бой с Богами, многие из них погибли, земля разверзлась и поглотила всю деревню. Очевидно, Богов и Богинь в конце концов уничтожили – мы-то все здесь, а Богов нет. Их отправили восвояси, и мир, как водится, сделал вид, что ничего не было. Разлом объяснили вулканическим землетрясением, а история все благополучно умолчала.
Вот только одна Богиня успела повстречать дедушку Джареда (звали его Герберт, хипстеров с такими именами не бывает) и влюбилась в него. Они поженились и родили дочь, маму Джареда – об этой истории он и не заикается. Даже про то, что ему нравятся мальчики, и то чаще говорит. (Джаред вообще очень скрытный, ага. И кстати, Джаред – это его второе имя. А первое настолько ужасное, что никто, кроме меня, его не знает.)
Короче, его мама-полубогиня вышла замуж за папу, и у них родился сын – за два месяца и два дня до дня моего рождения. Бабушки и мамы у него, считай, нет. Когда дедушка Герберт умер, бабушка вернулась в свои волшебные края, а мама руководит международным благотворительным фондом: спасает от вымирания львов, тигров и леопардов. Возможно, по документам она до сих пор замужем за папой Джареда, но по факту она давным-давно от них ушла, еще когда Джаред был маленьким. И у него остался только папа, мистер Шурин, который в восьмом классе вел у нас географию.
Джаред как-то признался мне, что считает себя «на три четверти евреем, на четверть Богом». От этого у него в голове возникает очень много вопросов, но ответов на них он до сих пор не получил. Кстати, он отмечал бар-мицву, и это было очень весело, правда!
Он редко об этом говорит – о своем божественном происхождении. Да и вы бы не стали, особенно если ваша бабушка – Богиня Кошек, а вы сами – здоровенный восемнадцатилетний полузащитник и гей, который хочет жить нормальной, не хипстерской жизнью. Другое дело, если б она была Богиней Огня, Войны или Процветания… Короче. Я знаю Джареда всю жизнь, и он всегда был очень ласков с кошками. Они ему поклоняются, ей-богу. А он обращается с ними бережно, терпеливо, ценит их – и никогда к ним не лезет.
А еще он умеет их исцелять.
– В общем, ты губу особо не раскатывай, – говорит Джаред, кладя руку на мою заштопанную щеку. – Ты не кот, а я – всего лишь внук Богини.
– Знаю, знаю.
– Просто хочу, чтобы ты понимал: мои возможности не безграничны.
– Понимаю.
– И сам бы рад, да вот не могу.
Я смеюсь – и тут же морщусь от боли.
– Вот это знают вообще все, Джаред. Что ты и сам бы рад.
– Ну, мало ли что люди знают. Так, приготовься: это может быть больно.
Вдруг моей щеке становится очень тепло, а от ладони Джареда начинает исходить тусклый свет. Я стараюсь не морщиться, когда тепло усиливается… Тут Джаред убирает ладонь. Заглядывает под повязку.
– Чуток получше стало, – говорит. – Но шрам все равно останется. Тут уж я бессилен.
– Ничего. Зато болит уже гораздо меньше.
Это действительно так. Прикасаться к ране все равно неприятно, но ощущения такие, как будто она не свежая, а заживает дня три-четыре. Когда исцелять надо не кошек, Джаред не очень силен. Зато от его прикосновений ребра перестают болеть почти полностью, да и нос уже не кажется одной сплошной болячкой размером с кулак.
Он с детства нам так помогает. Спортивные травмы, простуды, головная боль… полностью избавить от недуга Джаред не может, но врачи и родители постоянно восхищаются силой нашего иммунитета. Увы, он не в состоянии исправить то, что происходит у нас в голове, а это ведь тоже болезнь, просто куда более сложная, чем любые мышечные боли; спасая меня от навязчивых состояний, Джаред делает это как друг, а не как Бог. Но помощь эта настоящая, и я ее очень ценю.
Жаль только, что в это невозможно поверить. Вы ведь скорей всего не поверите ни единому моему слову – про бабушку-Богиню, про самого Джареда, про хипстеров и чехарду с вампирами. Спишете все на психосоматику: мол, мне становится лучше, потому что я верю в целительные способности друга. Но мне по барабану, что вы там думаете, если честно. Это все бред и фантазии? Мы вырастем и поумнеем? Что ж, пожалуйста, думайте так: я ведь не могу решать за вас, что правда, а что нет.
