Политика с каждым годом дается ему тяжелее и тяжелее. Баки у него здорово поседели за последний месяц. Сам-то я особо не задумывался, как наш с Мэл отъезд повлияет на родителей. Будем реалистами: никак. Но Джаред – единственный ребенок, у них с отцом очень близкие отношения, а мама с ними не живет. Все семьи разные; даже странно, что мы так часто об этом забываем.
Мне очень хочется смыть грим, однако мистер Шурин вручает мне банку колы и достает из духовки пиццу, которую он явно туда засунул в ожидании нас. Садимся за стол. Тоналка хлопьями осыпается на мою пепперони.
– Джаред уже сказал тебе про коттедж?
– М-м? – с набитым ртом спрашиваю я.
– После выпускного…
– Папа хочет закатить вечеринку, – говорит Джаред. – После танцев.
– Не вечеринку, – уточняет мистер Шурин. – Вечеринка будет на выпускном, а у нас… так, гудеж.
Джаред морщится: что за древний сленг?
– Да ладно вам, ребят. Я же знаю: вы все равно пойдете куда-то пить и тусоваться. Так лучше делайте это в безопасном месте, откуда никому не придется ехать домой.
Под коттеджем имеется в виду небольшой простецкий (и это еще громко сказано) домик на дальнем – то есть бедном – берегу ледникового озера. Мы с Джаредом часто бывали там летом и отлично проводили время. Правда, недавно коттедж пережил нашествие выдр… будем надеяться, что к этому времени запах мускуса и тухлой рыбы уже выветрился.
– Я только «за», – говорю. – Хотя это идеальное место для кровавой резни. Если на нас позарится какой-нибудь серийный маньяк…
Джаред рассеянно хмыкает. Он с самого утра чем-то озабочен.
Нет, не с утра, а довольно давно. Просто все это время я думал только о себе. Ах ты черт. Неужели я упустил что-то важное? Подвел лучшего друга и сам того не заметил?
– В общем, вы подумайте, мое предложение всегда в силе. – Мистер Шурин кусает пиццу. – На сегодня планы есть?
Он имеет в виду совместные планы. Я мотаю головой.
– У меня встреча с Хенной.
– Свидание? Ну наконец-то!
Да. Все в курсе. Все до единого.
– Вроде нет, – отвечаю я. – Скорее, встреча чудом уцелевших жертв автокатастроф.
Мистер Шурин кивает и переводит взгляд на Джареда.
– А ты? Уходишь куда-нибудь?
– Угу, – бубнит Джаред, вытирая салфеткой рот. Он встает и открывает заднюю дверь, через которую мы вошли в дом. На крыльце в терпеливом ожидании замерли десять – пятнадцать соседских кошек. – Дайте мне пару минут.
Я умываюсь уже по третьему кругу – и только тут сознаю, что дела мои плохи.
Разумеется, у меня есть особый ритуал умывания, иначе я был бы не я. Сперва брызгаю водой на лицо, затем намыливаю лоб (каким-то умеренно крутым гелем Джареда), начиная с висков и круговыми движениями переходя к центру. Потом спускаюсь, тру по очереди крылья носа – четыре, пять, шесть раз – и принимаюсь за скулы и щеки. Шрам, понятное дело, жалею, мою бережно. Правой рукой намыливаю подбородок. Обеими руками – шею (вода стекает на ворот футболки). Споласкиваю все одной, двумя, тремя пригоршнями воды, затем в том же порядке вытираюсь полотенцем.
После первого умывания грим сходит с меня огромными пластами: похоже, на фотках я буду точь-в-точь как истукан с острова Пасхи, ага. Приходится мыть лицо заново. И только на третий раз до меня доходит, что я угодил в очередную западню. Лоб, нос, скулы, щеки, подбородок, шея. Лоб, нос, скулы, щеки, подбородок, шея. Лоб, нос, скулы, щеки, подбородок, шея. Черт черт черт черт черт черт.
Футболка уже мокрая насквозь. Кончики пальцев опять трескаются. Тереть фингалы и шрам, как бы ласково я это ни делал, с каждым разом становится все больней. На восьмой раз я пытаюсь усилием воли положить руки на край раковины – бесполезно.
Я знаю, что это безумие. Знаю, что мое желание умыться «правильно» лишено смысла. Как я уже говорил, от осознания легче не становится. Наоборот, только хуже. Как это объяснить? Наверное, никак. Если вы сами через это не проходили, то вряд ли поймете. В десятый раз начиная скоблить лицо, я так себя ненавижу, что готов вонзить нож себе в сердце.
Наконец в ванную вламывается Джаред. К тому времени я уже рыдаю. От ярости. От стыда. От ненависти к себе и этой дебильной неспособности остановиться. Сознавая все это, я продолжаю умывание.
Бросив на меня единственный взгляд, Джаред на секунду убегает и возвращается с чистой футболкой – моей собственной. За годы нашей дружбы у него дома скопилось немало моих вещей.
Мне достаточно просто потянуться за футболкой – и чары разбиты.
Я сгибаюсь пополам и бормочу себе под нос протяжное «Мляяяяяяяя». Слезы градом катятся по лицу. Джаред просто кладет руку мне на спину, и через какое-то время я нахожу в себе силы встать.
– Нет ничего постыдного в терапии, Майк, – говорит он, пока я переодеваюсь. – И в таблетках тоже. Не надо так себя мучить.
Кожа на моем лице пересохла и саднит. Джаред достает из шкафчика какой-то мужской увлажняющий крем и протягивает мне.
– А можешь ты? Не дай бог опять застряну…
Он начинает молча покрывать мое лицо кремом.
– Ты из-за Хенны так переживаешь? Боишься, что между вами все изменится, да?
– Может быть. – Я морщусь: от крема лицо немного пощипывает. – А может, из-за тебя.
Он замирает.
– Не понял?
Выдавливаю улыбку.
– А кто, скажи на милость, будет меня спасать в чужом городе?
– Ты сам найдешь выход, Майки. Ты сильнее, чем думаешь. Да и я буду поблизости.
– Дело не только в этом, Джаред. Где ты пропадаешь в последнее время? Куда ходишь по воскресеньям? И что ты собираешься делать сегодня? Почему это такая тайна?
Он втирает в мое лицо еще немного крема. Да, знаю, большинству из вас покажется странным, что два парня без конца трогают друг друга, но скажу так: выбирая себе близких, ты выбираешь заодно и то, как будут устроены ваши отношения. Наши устроены вот так. Надеюсь, вам тоже повезло, вы сами выбираете себе близких и эти близкие вам так же дороги.
– Впутался я в одно дело… – произносит он.
– Какое дело? Помощь нужна?
Он улыбается.
– Нет, тут другое. Но спасибо.
– Мне ты можешь рассказать что угодно. Ты ведь это знаешь, да?
– Знаю. – Он наконец прекращает мазать меня кремом. – Рожа у тебя теперь блестит, но вы с Хенной знакомы так давно, что она вряд ли обратит внимание…
– Джаред!
– Здесь важно другое, Майк. – Джаред долго и сосредоточенно закручивает баночку. – Важно вот что: я знаю, как близко к сердцу ты принимаешь всякую хрень. И львиная доля твоих переживаний основывается на том, что в любой компании, среди любых друзей, даже самых близких, ты всегда считаешь себя самым ненужным человеком. Третьим лишним. Тем, без кого легко можно обойтись.
