Нам они, как водится, ничего не рассказывают, даже если спросить.
– Что они вообще сказали-то? – за обедом интересуется Джаред у моей сестры.
– Что нам этого не понять, – отвечает Мэл, хмурясь так, словно ей предстоит уволить весь мир с любимой работы. – Зато один хипстер показал мне свой стишок. Про то, как все мы одиноки в этом мире. Одиноки они, как же! Такой сплоченной шайки, как у них, я в жизни не видела.
Всем известно, что хипстеры не пользуются Интернетом – вы заметили? Им словно и в голову это не приходит: кажется, на дворе все еще 1985-й и лучше библиотечных каталогов ничего не придумано. В общем, в соцсетях они ничего не обсуждают, их там просто нет. Они как бы намекают, что в их дела лучше не соваться. Может, оно и правильно: исторически сложилось, что вампиры и прочие пожиратели душ не трогают обычных ребят, не хипстеров.
И все-таки… мы с Хенной чуть не разбились из-за оленя. А потом он ожил и выскочил из ее тачки. И нас подстерегли в лесу страшные копы. Знаете, обычно взрослые говорят детям, что новости их не касаются. Вот и тут такая же история. Почему не касаются, кто-нибудь мне объяснит?!
– Ты вообще на себя не похож, – говорит Мэл, разглядывая мои фотки для альбома. – Ни капельки.
Фото в цифровом виде я даже просить не стал – понятно же, что там сплошной мрак. Распечатанные снимки положено вкладывать в письма к родственникам… ну, знаете, когда сообщаешь: «Я окончил школу!» – и зачем-то прокладываешь карточку бесполезной папиросной бумажкой, суешь все это добро в двойной конверт и отправляешь родным в надежде получить от них немножко денег.
– Это твой троюродный брат, – говорит Хенна, разглядывая снимок. Мы с ней заехали к Мэл на работу – проверить, все ли у нее хорошо (хотя сейчас день, даже не смеркается).
– Нет у меня никаких троюродных братьев! Папа был единственным ребенком в семье, а у дяди Рика вообще нет детей.
Хенна удивленно моргает.
– А у меня их штук сорок!
– Прошу прощения…
В аптеку зашел какой-то тощий и ободранный тип.
– Если вы за метадоном, то вам сперва к фармацевту, – отвечает Мэл, продолжая рассматривать снимки.
– А вы разве не фармацевт? – спрашивает тощий.
Мы все оборачиваемся. От такого неожиданного внимания к своей персоне он прячет руки за спину и ретируется за дальний стенд. Черная футболка с изображением какой-то «металлической» группы висит на нем как на вешалке.
– Бедняга, – говорит Мэл. – До меня дошло, на что похоже твое фото! На шарж!
Хенна охает.
– Точно!
Я подхожу к ней поближе – ну, вроде как фотографии хочу рассмотреть. И этак невзначай задеваю рукой ее руку. Знаю, знаю, детский сад… Но она не отходит. Прошло уже больше недели после того, как нас тормознули копы. Мы не целовались и даже не обсуждали случившееся: просто некогда было, друзья всегда рядом, а при них как-то не тянет на подобные разговоры. Да и потом, эта история с копами такая страшная, странная и необъяснимая, что целоваться глупо. По крайней мере, пока.
– Зато шрама не видать, – говорю я.
Стараниями Джареда швы у меня уже рассосались, но без тоналки все равно видно огромную прореху, оставленную оленьим копытом. Да, знаю, со временем это будет выглядеть не так жутко… Только шрам-то останется.
– Все будет хорошо, – заверяет меня Мэл. – Вот уйдет покраснение – и вообще красавцем станешь.
– Шрамы только при первой встрече замечают, – подхватывает Хенна. – По крайней мере, близким людям на твои шрамы плевать.
– Угу, – мрачно соглашаюсь я. – А раз кто-то смеется над моей рожей, значит, он мне не друг.
Хенна легонько ведет пальцем по шраму на скуле, переходит на щеку и добирается до небольшой загогулины возле самого подбородка.
– Это по-прежнему ты, – говорит она. – Все будут видеть тебя.
Руку она убирает не сразу. Ох, как же хочется ее поцеловать!
– Э-э… – встревает тощий, подходя к прилавку с рецептом. – А можно еще пачку «Мальборо»?
Мэл хватает пачку со стенда обезображенных раком лиц и раскуроченных легких, пробивает ее… Тощему так неловко, что он с трудом отсчитывает деньги и роняет на пол пятидолларовую бумажку. Я хочу наклониться, но Хенна меня опережает и протягивает деньги хозяину.
– Я тебя знаю, – шепчет тощий, не глядя ей в глаза, и протягивает пятнадцать долларов моей сестре.
– Да?
Он поднимает на нее робкий взгляд и тут же отводит.
– Тииму…
Плечи Хенны вдруг сгибаются, словно на них взвалили стофунтовый груз.
– Эрик?.. Эрик Петерсен?
Тощий кивает.
– Ну и ну!.. – В голосе Хенны слышится только изумление, никакого намека на насмешку. Тощий все равно краснеет.
– Странные дела творятся, – говорит он, по-прежнему не глядя на нее.
– На сей раз, думаю, вампиры ни при чем, – кивает Хенна.
– Конечно, ни при чем! – уверенно отвечает Эрик. – Уж они-то первым делом пришли бы по мою душу.
Наступает тишина: никто даже моргнуть не решается, и Эрику окончательно становится не по себе.
– Номер девять, – доносится из динамиков голос фармацевта Пратипа, и Эрик тут же уходит к нему.
Мы молча провожаем его взглядом.
– Друг твоего брата? – тихо спрашивает Мэл.
– Да, они в одной рок-группе играли, – отвечает Хенна. – Я его не видела с тех пор, как все закончилось… Похоже, дела у него так себе.
Она обхватывает себя здоровой рукой и прямо вся съеживается. Я обнимаю ее, она приникает всем телом. Конечно, мне приятно, – и мысленно я ругаю себя за это, да толку-то…
– Это не про нас, – говорит Мэл, имея в виду Эрика. – Что бы ни стряслось, это не про нас. Мы такими не станем.
У нее такой тон, будто она пытается взять с нас обещание.
– Сестренка у тебя просто прелесть, похожа на хорошенького робота, – говорит Тина, менеджер «Гриллерз». – Так и съела бы ее!
Мередит сидит одна. Джаред завалил ее стол – ту часть, которая еще не завалена домашкой и школьными гаджетами, – таким количеством сырных тостов и черничного лимонада, что хватит перечеркнуть все ее успехи на занятиях чечеткой.
– Хочу ребенка, – продолжает Тина, плотоядно глазея на мою сестрицу.
– Ну так роди от Рональда, – предлагает Джаред, хватая с чьей-то тарелки ломтик картошки фри.
– Он бесплоден, – шепчет она громче, чем обычно говорит.
– Тогда усынови, – не унимается Джаред. – Заодно доброе дело сделаешь.
Тина кривит лицо.
– Ага, Рональд ведь у нас такой положительный – любого социального работника охмурит! – Она окидывает недовольным взглядом оба зала. – Скверный вечерок. Все не в духе.
