Что правда, то правда. За один вечер у меня было больше недовольных клиентов, чем за последние полгода. Один придурок даже вернул мне стакан воды.
– Что-то странное витает в воздухе, да? – замечает Тина. – Столько детей с собой покончили… – Мы с Джаредом переглядываемся, но вслух ничего не говорим. – Такое гнетущее чувство, особенно когда едешь ночью домой через лес. Бог его знает, что там прячется, за этими деревьями.
Тине было лет двадцать, наверное, когда напали похитители душ – то есть вряд ли она могла иметь прямое отношение к событиям, возраст уже не тот. Но в таких случаях я всегда начинаю гадать, о чем молчат люди. То ли притворяются, что не знают, то ли нарочно все забыли?..
Мередит высовывается из-за столика и подзывает меня взглядом (хотя вообще-то сидела лицом к залу Джареда: он-то в отличие от меня на лимонад не скупится). Подхожу к ней.
– Чего?
Она показывает мне планшет, на котором открыто несколько интернет-страниц.
– На главных новостных сайтах ни слова о происходящем. Даже если поискать.
– А тебе и незачем искать. Мы с Мэл сами разберемся…
– Просто искать нужно в правильных местах! – перебивает Мередит и показывает пару закрытых чатов на странных форумах для любителей каких-то сомнительных японских игрушек и подпольных видеоигр.
Вообще-то мне хочется снова ее отругать, но глазами я невольно пробегаю по открытым страницам… Сплошные «голубые глаза», «убитые хипстеры» и «Бессмертные». Очень много «Бессмертных».
– Тут почти все – домыслы и фантазии, – продолжает Мередит. – «Бессмертные» могут оказаться кем угодно, однако люди решили, что это какой-то народ из параллельного измерения. Эльфы или, может, ангелы. Голубой свет – это энергия, не то смертоносная, не то живительная. Возможно, от нее-то олени и сбежали. – Она кладет голову на стол. – Никто точно не знает, потому что хипстеры ни с кем не разговаривают. Но подобные истории происходят не только у нас.
– Прямо как с вампирами, – бубню я себе под нос. И тут вижу ее встревоженное личико. – Тебе не о чем волноваться! Такие крохи, как ты, никому не нужны.
– А вдруг концерт «Сердец в огне» отменят?.. – спрашивает она.
Вы можете подумать, что это эгоистично и глупо с ее стороны – волноваться о каком-то концерте, когда кругом гибнут люди. Но нет, Мередит не за концерт переживает. Ей хочется услышать, что все будет хорошо. Возможно, так оно и будет, только от моих «возможно» легче ей точно не станет.
– Уф, ну и настроение сегодня у народа! – К нам подбегает Джаред с полными кофейниками. – Принести тебе еще чего-нибудь, Непердит?
– Горячий сырный тостик? – тонким голосом просит моя сестрица.
Джаред улыбается.
– Будет исполнено! Кстати, я видел, что подъехали Мэл и Хенна… – Он косится на меня. – С ними Нейтан.
Я забираю у него кофейники и иду в свой зал. Тина стоит у входа и уже жалуется Хенне и Мэл на своего Рональда.
– …а его ногти на ногах… это просто что-то с чем-то…
– Привет! – говорю я.
И они говорят «привет» в ответ. Это такая перекличка, да? Привет, я тут, вы со мной, да, мы здесь, с тобой, и все классно, поэтому: «Привет!»
Я кивком показываю на Мередит.
– Она волнуется. Роет инфу в инете.
– Я же велела ей ничего не искать! Так она и послушалась… – Мэл вздыхает и уходит к сестре.
– Ладно, ребятки, сегодня даю вам скидку на все меню, как для персонала, – объявляет Тина. – Хоть кого-то осчастливлю.
– Спасибо, Тина, – говорю я.
Она улыбается и… никуда не уходит. Так и стоит рядышком, поглядывая то на меня, то на Хенну. И стоит… и стоит. Наконец до нее доходит: «Ой!» – вскрикивает она и убегает пичкать несчастных посетителей сырными тостами.
– Ты как? – спрашиваю я Хенну.
– Норм. А ты?
– Я… хорошо. Странно. И хорошо.
Она улыбается.
– Я тоже.
Набираюсь храбрости.
– Слушай, Хенна…
– Знаю. Мы не закончили. – Она опускает глаза на свой гипс с кучей подписей. Самая большая принадлежит Джареду, самая маленькая – мне. Зато на ладошке она единственная, других нет. – Я тут все думаю… Помнишь, о чем мы говорили перед самой аварией?
Вот черт.
– Не особо.
Ясное дело, она понимает, что я вру, но виду не подает.
– Ты сказал, что любишь меня. А я ответила, что это не так.
– Откуда тебе знать?
– По-моему, ты и сам до конца не знаешь, Майки. – Она постукивает пальцем по гипсу. – Но я хочу поцеловать тебя еще раз.
Я усмехаюсь.
– В качестве эксперимента?
– Сразу три твоих столика хотят рассчитаться, – сообщает Тина, вновь возникая на горизонте. – Какие все злые сегодня, ужас!
– Я думал, Нейтан с вами, – замечаю я, когда она уходит.
– С нами, ага. На улице остался, – пожимает плечами Хенна.
Интересно, его она тоже целовала – в качестве эксперимента?
Я приношу счета трем столикам. Только одна компания оставляет чаевые. Сажаю за освободившийся стол двух старичков – вид у них довольно злобный, и они с ходу спрашивают про скидки для пенсионеров. Потом приходит постоянный клиент, пожарный, делает обычный заказ и просит не лезть к нему с предложениями, а молча приносить креветки по мере того, как он будет подчищать тарелку. Записывая заказы, я поглядываю на столик Мередит.
Нейтана до сих пор нет.
Убедившись, что Тина на посту, и вытерев руки полотенцем (опять это неотступное желание мыть, мыть, мыть и мыть руки), я выхожу на улицу. Нейтана нигде нет, только пятна бензина на асфальте, антивандальные хвойные кустарники по обеим сторонам парковки и яркая луна в огромном небе над головой. Я обхожу здание кафе и направляюсь к помойке – небольшому кирпичному навесу, под которым стоят два здоровенных мусорных контейнера (каждое воскресенье мы с Джаредом выкатываем их на дорогу: вонь от них просто дикая, даже если предварительно залить их ведрами хлорки).
У помойки тоже никого. Я иду дальше, вытирая руки все тем же полотенцем – ведь любому нормальному человеку захочется это сделать, если он постоял возле помойки, – и ни о чем особо не думая. Нейтан мне даже не нравится, чего же я его ищу?
Все же не хочется, чтобы он умирал.
Я разволновался не на шутку (и сейчас сдеру себе отпечатки пальцев этой грязной тряпкой). Наконец, свернув за последний угол, я вижу Нейтана: он стоит рядом со служебным входом, прислонившись спиной к кирпичной стенке, и неспешно курит.
Я останавливаюсь в тени. По-прежнему неистово вытирая руки полотенцем и пытаясь это прекратить.
