Я молча жду, когда он продолжит.
– Какая развязка?
Он пожимает плечами:
– Не знаю. Должно же все как-то разрешиться. Хипстеры что-нибудь придумают.
– Если придумают.
– Раньше придумывали.
– Но это не значит, что так будет всегда. И это не значит, что больше никто не пострадает и не умрет.
Джаред въезжает на парковку перед «Гриллерз».
– Возможно, мы никогда не узнаем, что происходит, Майк. И ничего больше не увидим…
– Джаред…
– Выслушай меня. – Похоже, теперь он разозлился. – На носу выпускной, потом лето, а потом мы уедем и наша жизнь изменится. Неужели ты хочешь все это время жить в страхе?
– Почему нет?
– Пожалуйста, не надо! – Он до сих пор зол. С чего бы? – Не всем суждено быть Избранными. Не всем суждено спасти мир. Остальные просто живут, стараются получать удовольствие, заводят друзей, устраивают свои жизни, ищут любовь. Все это время они знают, что мир непостижим, но при этом пытаются найти свое счастье.
Он крепко вцепился в руль, и я вижу, что от его ладоней исходит свет.
– О чем ты молчишь? – спрашиваю я. – Что происходит?
Джаред вздыхает, и его ладони гаснут.
– Я не знаю, что происходит. Я ничего не знаю про голубоглазых копов, столпы света и все эти хипстерские заварухи. Но кое-что мне известно. Первое: не советую им взрывать школу до нашего выпускного. И второе: если они причинят вред кому-то из моих близких, то я превращу их жизнь в ад. В буквальном смысле.
И знаете, от его слов мне немного легчает.
Смена выдалась безумная. Тина тоже вышла в зал и обслуживает столики, хотя в будний вечер народу бывает мало. Город как будто почувствовал неладное: никто не хочет оставаться один. Мэл и Хенна привозят Мередит (на сей раз она садится в моей части зала). Я приношу им целую гору сырных тостов. Хватило бы накормить неравнодушного к сырным тостам кашалота.
– Как рука? – спрашиваю я Хенну, а та в ответ крепко меня обнимает.
– Чешется, – шепчет она мне в ухо, а потом садится и долго меня разглядывает.
– Ты чего?
– Ничего. Просто ты теперь герой. Людей спасаешь.
– То есть ты больше на меня не злишься?
– А я разве злилась?
– Ты сегодня без Нейтана? – замечаю я (ну не могу удержаться!).
Она хмурится и садится рядом с Мередит, которая уже вся перемазалась маслом от сырных тостов. Народу в кафе столько, что другой возможности поболтать с ними у меня уже не будет. Я приношу Хенне и Мередит чизбургеры, а Мэл – салат с курицей. Она набрасывается на него так, словно ее всю жизнь морили голодом. Я смотрю на нее слишком долго. Она корчит недовольную рожицу.
Полчаса спустя они еще сидят за столиком, как вдруг происходит нечто совершенно неожиданное, просто из ряда вон (уже второй раз за неделю!). Нет, это не бомба, но сравнимо.
В кафе приходит мой отец.
– Папа?..
От удивления я встаю как вкопанный у самого входа, где Тина одновременно воюет с меню и пытается рассаживать людей. На улице выстроилась очередь, что обычно происходит только утром в воскресенье, когда из всех церквей разом выходят оголодавшие прихожане. Папа стоит в голове очереди и ошалело смотрит по сторонам, при этом от него даже не разит перегаром.
– Людно сегодня, а?
– Что ты тут делаешь?
Он щупает свой воротник, лишь изредка поднимая глаза на меня.
– Встречаюсь с мамой. Она уже пришла?
– Вы встречаетесь здесь? В кафе?
Видимо, до папы наконец доходит, что я очень удивлен. Он смущенно замолкает.
– Э-э… ну да…
Я только хмыкаю в ответ, не зная, что еще сказать.
Тут Тина не выдерживает.
– Смотрю, ты не очень занят? – тараща глаза, спрашивает она. – А я – очень!
Я прихожу в себя.
– Пап, вон за тем столиком сидят Мэл, Мередит и Хенна. – Показываю пальцем на столик. Оттуда на нас смотрят ошарашенные лица. – Может, ты… ну… с ними сядешь?
Папа кивает, но к столику не идет.
– А можем мы с тобой… поговорить?
Стараясь не глядеть на злую-презлую Тину, я отдаю ей свои кофейники и выхожу с папой на улицу. Там только начинает смеркаться. За неделю до концерта «Сердец в огне» дожди прекратились, и лето уже явно на подходе. Если мы до него доживем.
Папа морщится и щурится, как будто думает о чем-то, и снова теребит воротник рубашки.
– Не хочешь снять галстук? – спрашиваю я.
– Хм-м? – К галстуку он даже не притрагивается. Только смотрит на пухлый месяц в темнеющем небе. – В твоем возрасте мы думали, что человек к этому времени уже поселится на луне.
Я молчу. Он тоже.
– Пап, я тут занят… Чего ты хотел?
Он чешет ухо. Сперва мне кажется, что его шатает, но нет – он просто переминается с ноги на ногу, не в силах нормально стоять на месте. Я опять принюхиваюсь. Он замечает это и ухмыляется.
– Да трезвый я.
– Ну… хорошо.
– Слушай… – опять начинает он и опять не заканчивает.
– Пап, серьезно, мне надо работать…
– Я решил лечь в реабилитационный центр.
Отец замолкает: из кафе выходит семья. Следом за ними на улицу высовывается Тина и буравит меня разъяренным взглядом. Я жестом прошу у нее еще одну минуту, и она уходит.
– Ну, это… это здорово, пап. Я…
– Только после выборов, конечно.
Я хмурюсь.
– Мне кажется, это поважнее чем…
– Идея не мамина. Хотя она уже давно об этом просит.
– Не знаю, пап, откуда мне знать? Маме сейчас…
– У нее впереди большое событие. Не хочу ей все испортить, она так долго этого ждала. – Он все мнется, изредка поднимая на меня взгляд и тут же его пряча.
– Пап! Пап? Посмотри на меня.
Он медлит, потом все-таки смотрит мне в глаза. Даже в сумерках видно, что зрачки у него размером с тарелку.
– Что ты принял? Валиум? Какое-то сильное успокаивающее?
– Да все хорошо! – Папа расправляет плечи. – Мне только надо дотянуть до выборов, потом лечь в реабилитационный центр, и все будет хорошо! Заживем дружно, как раньше…
– Я буду учиться в двух штатах отсюда.
Отец немного мрачнеет.
– Ну да. Да, я знаю.
– Зачем ты приехал, пап? Ты правда ужинаешь с мамой? Или просто решил со мной поболтать в самый людный вечер года?
