— О, старичок, ты, я вижу, совсем раскис! Подъём! Начинаем производственную гимнастику! Почему молчим? Мог бы, и ответить другу, который, между прочим, бросил службу ради тебя.
— Пошёл ты, утешитель! — огрызнулся Антыхин. — Теперь пусть ваша милиция разбирается. Она, конечно, преступника в два счёта найдёт. Какой-нибудь рецидивист — убийца, которому уже всё равно, возьмёт ещё одно преступление на себя, и всё шито — крыто. Преступник схвачен. Справедливость восторжествовала.
— Давно ты из этой самой милиции? — упрекнул его Романов.
— Прости, Коля, но столько работы впустую.
— Почему впустую? Ты сегодня отдохни, а завтра — утра вечера мудренее. Так в сказках говорится, а они источник народной мудрости.
— Так сейчас, как раз, утро, Коля.
— Я тебе про завтрашний день говорю.
— А завтра ничем не будет лучше сегодня.
— Пойдём — пойдём, старичок. Пивка попьём. Поверь моему опыту. Пиво — лучшее лекарство от хандры. Ты живёшь и даже не знаешь, что рядом с твоим офисом открыли пивной ресторан, где подают лучшее в мире пиво.
Романов настойчиво подталкивал Антыхина, который уже почти не сопротивлялся натиску, к выходу. Но не успели они выйти из офиса, как на пороге столкнулись с почтальоном — молодым человеком со скучным выражением лица, явно недовольным своей должностью.
— Вам заказное письмо. С доставкой. Прошу расписаться.
Антыхин машинально поставил свою подпись и уже собирался протолкнуть конверт в щель закрытой двери, с корреспонденцией и потом можно разобраться, но его остановил Романов.
— Подожди, Антыхин, письмо-то с того света.
Почтальон, глянув на друзей, неопределённо хмыкнул и поспешил удалиться от греха подальше.
Антыхин посмотрел на адрес и почувствовал, как у него перехватило дыхание. Письмо было из Германии от Ольги Раевской. Ни слова не говоря, они быстро открыли дверь офиса и, спотыкаясь о порог, вбежали в помещение. Антыхин на ходу распечатал конверт и буквально плюхнулся в кресло. Николай стал у него за спиной.
— Ну, читай! — нетерпеливо попросил он.
— Сейчас, дай дух перевести. Не каждый же день письма с того света получаю.
Антыхин сделал глубокий вдох, как будто собирался нырнуть под воду, и, немного успокоившись, начал читать, чётко выговаривая каждое слово:
«Уважаемый господин Антыхин!
Знаю, что моё послание удивит Вас. Извините, что не пишу «Здравствуйте», но, согласитесь, глупо здороваться человеку, которого уже нет. Да, Владимир Олегович, я приняла решение уйти из жизни. Оказывается, существуют ещё такие понятия, как муки совести. Ничего не сообщайте моим родителям об этом письме, пусть считают, что я погибла случайно. Надеюсь на Вашу порядочность, признаюсь, в какой-то мере встреча с Вами подтолкнула меня к такому решению. В последнее время я не могла заснуть без снотворного. Вы себе представить не можете, какие кошмары меня мучили. Да-да! Это я убила Екатерину Морозову. Почему? — спросите Вы. Да потому что, я её ненавидела. Она забрала у меня любимого мужчину, она лишила меня обычных женских радостей. Простите за интимную подробность, но после её возвращения в Верхнегорск, мы с мужем практически вместе не спали. Разве после такого унижения я не имела права на месть? Поразительно, но чем меньше муж обращал на меня внимание, тем больше я его любила. Вот как странно устроен человек. Говорят, можно привыкнуть ко всему и я, думаю, тоже смирилась бы, если б не одно «но»… В ранней юности я переспала с одним подонком и забеременела. Отец об этом ничего не знал, а маме я доверила свою тайну. Она, понятно, была в ужасе. Пришлось сделать аборт, он имел роковые последствия для меня. Врачи сообщили, что я никогда не буду иметь детей. Для любой женщины — это страшный приговор. Всю жизнь ощущать себя неполноценной. Хотя в те годы такое заключение врачей мне не казалось трагичным. И только когда я вышла замуж за Раевского, ко мне пришло пугающее чувство ущербности. Я боялась признаться ему, что никогда не смогу стать матерью. С появлением в жизни моего мужа Морозовой, я засуетилась, заметалась. Меня стала мучить навязчивая идея — забеременеть. Таким образом, я надеялась вернуть себе мужа. Огромные деньги тратились на врачей и всё безрезультатно. Простите, но я врала вам о наших взаимоотношениях с Раевским. Муж стал редко приходить домой, ссылаясь на то, что репетирует главную роль и ему необходимо одиночество. Даже ночевать он оставался на своей старой квартире. С кем он там уединялся, я, конечно, знала. У меня появилось много свободного времени. Я могла часами бесцельно бродить по городу. И вот однажды, гуляя, я зашла в художественную галерею. Здесь выставлял свои работы скульптор Иван Огнев. Помните, в нашей беседе я проговорилась, что на вечеринке, где мы познакомились с Раевским, присутствовал художник. Так вот, это был скульптор Иван Огнев. Он меня сразу узнал и на правах старого знакомого стал водить по выставочному залу. Признаюсь, мне было скучно, пока он не пригласил меня во второй зал. Впервые в жизни я ощутила, что такое «мурашки по телу бегают». В зале была выставлена одна работа Огнева — «Закат Земли». Землю олицетворяла мраморная обнажённая девушка, которая была точной копией Морозовой. На вытянутой руке девушка держала чучело ворона. Я не могу припомнить, чтобы когда-либо испытывала такой жгучий, такой нездоровый интерес, как тогда. Потом я поняла, что наиболее меня притягивают к себе пустые глазницы скульптуры. Помню, я спросила у Огнева: «За что ворон выклевал девушке глаза?» Он страшно смутился и стал втолковывать мне, что я неправильно поняла его замысел. Он, кажется, что-то говорил о сложной философской идее… Нет, точно не помню. Я его уже не слушала, что-то тёмное и страшное проникло тогда в моё сознание и уже не оставляло меня. Я поспешно попрощалась со скульптором, но пообещала встретиться с ним вновь. Почему ещё раз встретиться? Тогда я не знала.
Днём позже я пошла на очередную процедуру к гинекологу, больше по привычке, результат лечения меня уже мало интересовал. Жизнь дала трещину, и ребёнка от Раевского у меня не могло быть. К тому времени наши отношения, имею в виду интимные, полностью прекратились.
После лечебных процедур мы с врачом сели попить чайку. Вдруг она сказала, думаю, что случайно, просто, чтобы по-бабьи посплетничать.
— У меня сегодня на осмотре была артистка нашего театра Екатерина Морозова. Знаете её?
— Слышала, — уклончиво ответила я.
— Представляете, она беременная! Уже третий месяц пошёл. А ведь не замужем. Думала, расстроится, когда узнает. А она, наоборот — обрадовалась.
Ненависть захлестнула меня. Как я ушла из больницы, не помню. Я не села в машину, а пошла пешком, как мне казалось, домой, но через полчаса я остановилась перед входом в художественную галерею. Значит, судьба сама привела меня сюда. Скульптор Огнев встретил меня не просто хорошо, а с какой-то особенной радостью. Видно, не много у него поклонников.
О чём мы говорили, я точно не помню. В тот день, будто нечистая водила меня, и озноб бил, как в лихорадке. Припоминаю, восторгалась искусством скульптора, пыталась даже философствовать. А потом попросила Огнева сделать для моего дома копию скульптуры «Закат Земли» в натуральную величину. Я тогда ещё не понимала, зачем мне это нужно. Согласитесь, странный заказ. Но Огнев, представьте себе, не удивился и просьбу мою принял, как должную. Я его спрашиваю: «В какую сумму вы оцениваете свою работу?» А он отвечает: «О каких деньгах может идти речь? Ваш заказ для меня честь!» И ручки мне целует. Может быть, полюбил он меня? Хотя нет. Не могу я объяснить, почему всё так происходило. Не было в этом никакой логики. Одним словом — чертовщина, какая-то. Пойди, пойми, что со мной происходило. Внешне я, наверное, нормальной выглядела, а вот внутри будто болезнь страшная поселилась и грызла меня, грызла… Всё не могла дождаться, когда Огнев мой заказ выполнит. Наконец, на допотопном музейном грузовичке он привёз большой ящик. Поблагодарила я Огнева и деньги пыталась ему всучить. Но он отказался наотрез. Правда, сказал, что надеется на встречу. Я пообещала прийти к нему в галерею, хотя слова своего не сдержала. Не хотела я его больше видеть. Огнев вместе с шофёром установили копию скульптуры в моей спальне, куда, кроме меня, никто никогда не заходил. Здесь был мой мир. Даже убирала в этой комнате я сама.
