— Я заведую в театре костюмерным цехом, — сбивчиво говорила она. — Вот уже тридцать лет. Смерть Катеньки на меня так… Так подействовала… В общем, я знаю убийцу.
Женщина тяжело дышала. Заметно было, что она едва держится на ногах. Антыхин взял её под руку и вывел на свежий воздух. В театральном сквере бережно усадил на скамейку.
— Я вас слушаю, — участливо сказал Антыхин.
— Я знаю убийцу, — упрямо повторила женщина.
— Ну, и кто же он? — осторожно спросил Антыхин.
— Это Раевский! Наш актёр — Раевский! Он погубил Катеньку, звёздочку нашу!
Женщина не выдержала и заплакала. Она была близка к истерике, Антыхин взял её за руку.
— Не плачьте. Давайте поговорим спокойнее. Насколько мне известно, Раевский и Морозова были друзьями…
Женщина вытерла слёзы и насмешливо посмотрела на Антыхина.
— Про их дружбу наш директор вам рассказал?
— Да.
— Такой наивный человек, как он, конечно, мог поверить в невинные отношения между Раевским и Морозовой. Но я-то женщина, меня не проведёшь. Да, они скрывали свою связь, но чем больше скрывали, тем заметнее она была, особенно для меня.
Что-то в словах женщины не понравилось Антыхину. Уж больно словоохотлива она была.
— Хорошо, допустим, они были любовниками. Почему же тогда Раевский убил свою любимую?
— Раевский — трус. Он боялся, что о его любовной связи узнает жена. И тогда — прощай шикарная жизнь. Я знаю, что некоторые наши сотрудницы обо всём сообщали жене Раевского.
— А вы нет?
— Нет-нет, — насторожилась женщина. — Я нет.
— За что вы ненавидите Раевского? — прямо спросил Антыхин.
Женщина немного смутилась, а потом с вызовом ответила:
— За то, что предал Катю. Женился на деньгах, а из нашей звёздочки сделал подстилку, чтоб похоть свою удовлетворить.
Неожиданно она опять заплакала. Антыхин понял, что имеет дело с типичной истеричкой — мужененавистницей. Изредка такой тип женщин встречался в его следовательской практике. Но всё же он решил продолжить разговор:
— Мне известно, что Раевский не был на работе в день убийства…
— Возможно, не был, а возможно, и был, — загадочно прошептала женщина. — Могли же его не заметить? Но за день до убийства Раевский сидел пьяный в актёрском буфете и выкрикивал: «Я убью её! Убью!» Как вы думаете, кого он собирался убить?
— Кто это слышал?
— Я, буфетчица и актёр Лазаренко, который сидел с ним за столиком.
«Это, конечно, серьёзное обвинение, — подумал Антыхин, — но в то же время есть в нём что-то неестественное, театральное что ли. И всё же, даже если мне эта женщина чем-то неприятна, я не имею права игнорировать её заявление.»
— Спасибо вам за помощь, — вполне искренне поблагодарил Антыхин. — Простите, не знаю вашего…
— Анна Семёновна, — подсказала женщина. — Бойко Анна Семёновна.
— Анна Семёновна, я вас очень прошу, о нашем разговоре пока не говорите никому. Договорились?
— Договорились, — с готовностью кивнула головой женщина. — Я могу идти?
— Да-да, конечно.
Антыхин дождался, когда женщина уйдёт, и снова вернулся в театр. По широкой лестнице он поднялся в фойе второго этажа, где на стенах висели актёрские портреты. Большинство портретов были подправлены ретушью и от этого, казалось, что настоящие лица актёров спрятаны под красивые маски. Портрет Раевского висел сразу за большой колонной, и Антыхин буквально натолкнулся на него. На этом портрете ретуши не было. Она была просто не нужна. Раевский и так был хорош собой. «Снимок, похоже, давний», — заметил Антыхин. Чертами лица Раевский напоминал героев американского кино семидесятых годов. Но взгляд его слегка прищуренных глаз был, несомненно, умён и ироничен.
Глава третья
Вечером следующего дня Антыхин звонил в дверь квартиры Раевского. Прошло несколько минут, прежде чем он услышал медленно приближающиеся шаги.
— Кто там?
Дверь приоткрылась. Антыхин увидел усталого, явно измученного бессонницей человека, лицо которого отдалённо напоминало молодого Раевского на фотопортрете.
— Мне нужен Павел Алексеевич Раевский. Если не ошибаюсь — это вы?
— Ну, я… Вы, собственно, кто?
— Павел Алексеевич, я — частный детектив. Вот моё удостоверение.
— Не нужно, — безразлично махнул рукой Раевский. — Я вам верю. Проходите.
Антыхин ожидал увидеть просторную, изысканно меблированную квартиру, всё же Раевский — зять президента коммерческого банка. Но оказалось, что он назначил ему встречу в двухкомнатной «хрущёвке» с весьма скромной обстановкой. Раевский заметил недоумённый взгляд Антыхина.
— Это моя старая квартира, здесь мы когда-то жили с мамой…
Раевский провёл гостя в маленькую, уютную гостиную. Чувствовалось, что долгие годы тут хозяйничала женщина. На креслах и диване лежали атласные подушечки, стол и старинный комод были накрыты вышитыми салфетками. Раевский усадил гостя на диван, а сам сел, напротив, в кресло. Мягкий свет от люстры в меру освещал комнату. Но высокая хрустальная ваза, сбоку от Раевского, отбрасывала тень на его лицо, и от этого стали заметны морщины на лбу и в уголках губ.
«Бедный Пьеро, — подумал Антыхин. — Где теперь летает душа твоей Мальвины?»
— Вы меня о Кате Морозовой будете спрашивать? — тихо задал вопрос Раевский. — Про кого же ещё, Павел Алексеевич?
— Хорошо, что вы пришли. Мне всё равно надо было выговориться. Надеюсь, вы терпеливый слушатель?
— Профессия обязывает, — сдержанно усмехнулся Антыхин.
— Разрешите, я выпью бокал вина? И нервы успокою и откровеннее буду, — извинился Раевский.
Пока он ходил на кухню, Антыхин успел рассмотреть фотографию, стоявшую в самодельной рамочке на столе. На ней были запечатлены совсем ещё юная Катя Морозова, пожилая женщина, по чертам лица можно было предположить, что это мать Раевского, и сам Раевский. Они жизнерадостно улыбались и, надо думать, тогда были счастливы.
Раевский вернулся в гостиную с бутылкой красного муската и двумя хрустальными бокалами в руках. Заметив интерес Антыхина к фотографии, объяснил: — Это мы фотографировались, когда Катя ещё школьницей была. Мама моя, её очень любила и всегда радовалась, когда Катюша к нам в гости приходила.
Раевский откупорил бутылку вина.
— Выпьем? — предложил он.
— Выпьем, — Антыхин посмотрел на винную этикетку. — Признаюсь, люблю коллекционные вина. Особенно вот такие, красные. Но мне глоток, не более. Дел невпроворот.
— В кино милиционеры вообще отказываются от алкоголя, — улыбнулся впервые за вечер Раевский, наливая в бокалы вино.
