Анахарсис и Солон ещё долго говорили, из стремления понять друг друга. Когда солнце село за Акрополем, они расстались друзьями.
После того, как Анахарсис был принят в доме Солона, многие видные афиняне пожелали видеть его своим гостем. К его мнению прислушивались, его изречения передавались из уст в уста:
— Анахарсис сказал, что виноградная лоза приносит три кисти: первую — удовольствия, вторую — опьянения, третью — отвращения.
— Он выразил удивление тому, что у нас состязаются художники, а судят их не художники.
— Анахарсиса спросили, как можно не сделаться пьяницей, он ответил: «Если иметь перед глазами безобразия пьяных».
— Узнав, что корабль имеет в толщину четыре пальца, он сказал, что настолько плывущие в нём удалены от смерти.
— Толпа окружила Анахарсиса и стала смеяться над его происхождением, он сказал: «Мне позор отечество, а вы — своему отечеству».
— На вопрос, что у людей хорошо и дурно, он сказал: «Язык».
— Когда его спросили, какие корабли безопаснее, он ответил: «Вытащенные на берег».
* * *
Елена была по-настоящему счастлива. Она не ошиблась в своём избраннике, угадав в нём не только сильного мужчину, но и человека наделённого Богами талантом.
Серебристо-зелёная листва олив шепталась над головами влюблённых. Мягкая трава ласкала ноги. Елена сидела на коленях Анахарсиса, крепко прижавшись к его груди. Он обнимал её как ребёнка и тихо, убаюкивая, напевал гортанную песню своей родины.
— Скажи мне, любимый, — спросила Елена. — Ты не покинешь Афины?
— Об отъезде я пока не думаю. Слишком хорошо мне с тобой, — он нежно поцеловал глаза Елены. — Но я не могу жить здесь вечно.
— Зачем вечно. Проживи в Афинах одну свою жизнь, как Токсарис, — хитро прищурившись, сказала Елена.
— Ни другой жизни, ни другой родной земли у меня нет. Ты должна понять, Елена, что где-то люди живут хуже, чем в Элладе. Намного хуже. Я хочу вернуться домой, чтобы в Скифии были такие же города как у вас, чтобы наши храмы были лёгкие и светлые подобные вашим, я мечтаю о расцвете культуры и ремёсел, где сейчас пасутся дикие кони посреди огромных бескрайних степей. Папирусы с моими рассказами «О военных делах» я привезу на родину, и мы создадим армию способную защитить новую Скифию…
Елена заметила, как ярко вспыхнули глаза любимого, одновременно пронизывающие и добрые. Он откинулся немного назад. Взгляд его блуждал где-то далеко отсюда, как будто он хотел заглянуть за горизонт. Там среди диких степных просторов его фантазия возводила идеальное государство. Она ещё крепче прижалась к нему, словно боялась уже сейчас утратить дорогого ей человека.
— И мы никогда не увидимся? — робко спросила Елена.
— Да, я оставлю Афины, — твёрдо сказал Анахарсис. — Но сердце моё будет с тобой, и когда-нибудь я вернусь к тебе навсегда. Потому что тело не может жить без сердца.
Неожиданно Елена вскочила с колен Анахарсиса и побежала на вершину холма, к храму Деметры — Богини плодородия. У подножья храма, повернувшись к любимому лицом, она закричала: — Я буду ждать тебя, милый! Я создам храм
твоего сердца! Там на мраморной площадке я буду молить Богов о твоём возвращении!
И так же, вдруг, она сбежала с холма вниз к Анахарсису.
— Послушай, я же забыла тебе сказать, скоро праздник Деметры. В честь Богини в амфитеатре будет дана премьера трагедии Зевскипа «Гиганты». А если трагедия, значит, женщины могут присутствовать на представлении.
— А если комедия? — удивился Анахарсис такой избирательности афинских законов.
— Увы, — вздохнула Елена. — Бывать на комедиях женщинам запрещено. Наверное, наши законники думают, что смех вреден женщинам, — Елена капризно повела плечиками. — Но даже во время трагедии мы должны сидеть отдельно от мужчин. Разве это справедливо? Только на местах предназначенных для почётных людей города, в нижних трёх рядах, женщины и мужчины сидят рядом. Думаю, мы с тобой получим такое право. Она порывисто обняла Анахарсиса сзади, скрестив руки на его груди.
— Давай до твоего отъезда никогда не будем расставаться, чтобы хоть чуточку надоесть друг другу.
Анахарсис хотел, было, повернуться к ней, но она остановила его:
— Не нужно. Я не хочу, чтобы ты видел мои слёзы.
* * *
Перед рассветом, в день праздника Деметры, афиняне собрались в храме Богини. Верховный жрец поднял руку:
— Богиня плодородия! Слушай нас!..
Но едва утренние лучи солнца начали ласкать землю, некоторые афиняне стали покидать храм, чтобы успеть занять лучшие места в амфитеатре. Только первые три ряда, предназначенные для почётных граждан, пустовали, никто из простых людей не посмел сесть на эти места.
Афинский амфитеатр считался лучшим во всей Греции. В день премьеры его подновили и навели почти идеальную чистоту. Дорожки между рядами посыпали белым песком. В Афинах, как и в других греческих городах, люди с удовольствием ходили на театральные спектакли, поэтому во второй половине дня весь амфитеатр гудел как растревоженный улей. Улыбаясь, люди приветствовали друг друга: — Хайре! (Радуйся). К началу спектакля зрители уже не сдерживали своих эмоций. Они аплодировали, стучали ногами, свистели от нетерпения. Наконец в амфитеатр вошли почётные люди Афин. Чести быть среди них удостоились Анахарсис и Елена. Но ни Савлий, ни даже Токсарис не получили такого права. Они сидели в верхних рядах. Анахарсису было неловко перед друзьями, но в тоже время он был польщён тем вниманием, которое ему оказали греки. Многие афиняне приветствовали его взмахом руки и он, улыбаясь, отвечал им:
— Хайре!
Анахарсис был впервые на таком зрелище, и Елена подробно объясняла ему устройство театра:
— Круглая площадка перед нами, в центре амфитеатра, покрытая мрамором, называется орхестрой, здесь будет петь и танцевать хор. А за орхестрой, видишь двухэтажное помещение? Первый этаж с колоннами — это скена, на ней играют актёры, а на втором этаже — чердак для декораций…
Елена не успела договорить, как на сцену вышел актёр в одежде одной из девяти муз, покровительницы трагедии — Мельпомены. Его лицо закрывала большая маска с открытым ртом — рупором, а ноги были обуты в высокие сандалии — котурны, благодаря таким нехитрым приспособлениям, зрители, даже самых дальних рядов амфитеатра, могли хорошо слышать и видеть актёра. Зрители постепенно затихали. Громогласным голосом актёр объявил:
— Граждане Афин! Вы увидите сегодня пьесу Зевскипа «Гиганты»!
— Это так прекрасно, — шепнула Елена Анахарсису. — Сейчас ты увидишь чудо!
Аплодисменты перешли в бурную овацию. Но вот зазвучали фанфары, и начался спектакль. Зрители с напряжённым вниманием в благоговейной тишине следили за действием. Эта тишина не нарушалась даже тогда, когда меняли декорацию. Только Елена, от переполнявших её чувств, не выдерживала и шептала Анахарсису:
