А я не пойму шутит он или уже серьёзно говорит.
— Ты не злись, — говорю. — Хочешь меня снять, как я с плотины спрыгну? Поехали, бери видеокамеру.
— Дурак ты, блин! — выругался он. — Меня интересует готов ли ты разумно умереть? Во имя идеи!
— А ты готов умереть ради идеи? — уже не выдержал и откровенно прямо спрашиваю его.
— Если надо будет — готов! — твёрдо так отвечает, блин. — Ты японские книжки читал? Вот это настоящие мужики. И такие люди не только в Японии, они и у нас есть. Хочешь, познакомлю?
Я, естественно, растерялся и брякнул не подумав:
— Хочу! Думаешь, побоюсь? Давай знакомь.
Он, вижу, обрадовался, даже обнял меня.
— Я знал, что ты не подведёшь. Героями, так сказать, не рождаются, ими становятся. Молодец!
А я, идиот, представьте себе, даже гордость за себя испытал в ту минуту. Тоже мне, камикадзе нашёлся. Позже я узнал, что за каждого нового «ангела» мой, так сказать, приятель хорошие гонорары получал.
Утром, на следующий день, Виктор привёз меня сюда, в пионерлагерь. Идём по территории лагеря, а я думаю, что за хреновина такая, какой-то склад мебели. Решил, что разыграл он меня с этими героями. Наверное, мебель ему надо привезти. Прошли мы мимо складов в самый конец лагеря. А я его, смеясь, спрашиваю:
— Где же обещанные камикадзе?
— Ты не смейся, — отвечает. — Сегодня самый важный день в твоей жизни.
Подошёл он к сосне и засунул руку в дупло. Сейчас я знаю, сигнальная кнопка там, в дупле спрятана. А на деревьях и на зданиях установлены видеокамеры, вся территория под наблюдением. Но тогда мне всё, почему-то, смешным казалось, два взрослых мужика в шпионов играются. Убеждён был, что разыгрывает он меня. И вдруг смотрю, блин, и глазам своим не верю, земля передо мной раздвигается, и широкий пологий вход получается. Такой, что туда и машина проедет и человек, понятное дело, пройдёт.
— Пойдём, — приглашает он меня.
Я иду, блин, а ноги мои начинают труситься. Какие уж тут шутки, если такое нагородили. Опустились мы вниз, люк за нами закрылся, но видно хорошо, на стенах и потолке лампы дневного освещения сияют. Джип у стены стоит, помните, тот, что за нами гнался? Прошли дальше. Остановились мы перед дверью, и голос такой таинственный спрашивает нас:
— С чем пришли?
— С верой! — отвечает Виктор.
— К кому?
— К той, что учит своей воле.
Дверь открывается, и встречают нас в форме два мужика. Ну, форму эту вы уже видели, Владимир Олегович. Виктор отстал, а меня провели по длинному коридору в тёмное помещение. Вокруг свечи горят, под стенами статуэтки людей стоят с кошачьими и птичьими головами, похожие на древнеегипетских богов, я такие в нашем краеведческом музее видел. А в самой глубине комнаты, в нише небольшая деревянная фигура обнажённой женщины. Вот оттуда я и слышу женский голос:
— Иди прямо, склони колени перед богиней Нидабой. Она — дающая закон, она — справедливость и милость.
Вот, блин, думаю, в театр попал, только без зрителей. Ладно, прикидываю, поиграю я с вами в театр, опыт имеется. Подошёл я к этой деревянной кукле, склонил колени. Ну, думаю, чем меня дальше удивлять будете, так у нас в театре один режиссёр артистам говорил. И вот выходит из-за статуэтки женщина в прозрачной накидке, а сквозь накидку, блин, голое тело просвечивается. Я, естественно, обалдел. Вы, конечно, догадались, Владимир Олегович, что это была Гадюка, как я её позже прозвал. Когда она службу правит, то только в таком виде появляется, чтобы быть больше на богиню похожей и при первой встрече с новенькими тоже любит телеса свои показывать, наверное, чтобы сразу ошарашить. А в повседневной жизни Гадюка в форме ходит. Кладёт она мне, значит, ладонь на голову и спрашивает:
— Ты готов принести жертву богине Нидабе?
— Готов, — отвечаю.
А сам ничего не понимаю, о какой жертве идёт речь.
— Расскажи про себя, — потребовала она.
Выложил я ей свою автобиографию, как на блюдечке, хочешь — ешь её, хочешь — в мусорное ведро выбрасывай.
Тут не выдерживаю я, и спрашиваю:
— А вы сами кто будете?
Думал сердиться будет, что такая никчемность как я вопросы задаёт, но нет ответила:
— Я посланница богини Нидабы на Земле. Имя моё — Эрех. А все мы, здесь живущие, называемся «ангелы света».
В общем, скромненько представилась.
— Встань, — говорит она мне. — Ты мне понравился. Сегодня ночью ты пройдёшь посвящение. И уже завтра, с первыми лучами солнца ты станешь равный нам — «ангелом света».
Перед ночью посвящения мне дали почитать завет «ангела света», что-то вроде армейского устава. Написано там было много, но до ночи, то, что выделено жирным шрифтом, я должен был запомнить:
«Тот, кто попадает в священную подземную обитель, выйти на поверхность может только «ангелом света», или не выйти никогда.
Приказы посланницы богини Нидабы — Эрех, выполняются беспрекословно и не обсуждаются.
Смысл жизни «ангела света» заключается в том, чтобы служить богине Нидабе и приносить ей в жертву её врагов, пусть даже ценой собственной жизни. Жертву от имени богини выбирает Посланница Эрех.
«Ангел света» погибший во время жертвоприношения, признаётся святым. Душа, после его смерти, вечно блаженствует в садах богини Нидабы.
Предавший святое дело приговаривается к смертной казни. Перед строем «ангелов света» приговор приводится в исполнение».
Фу! Видите, Владимир Олегович, помню всё, слово в слово.
Посвящения я дожидался в келье. Да, Владимир Олегович, все «ангелы света» живут здесь в тесных комнатах, поэтому и называются они кельи. Но на монастырь такая жизнь мало похожа. Зашли ко мне два «ангела», приказали раздеться. Так, в чём мать родила, и пошёл я на посвящение, только очки на морде остались. Смех один. Делается это для того, как мне объяснили, чтобы перед ликом богини человек предстал чистым, как дитя. Бред, конечно, но куда деваться, подчинился.
Посвящение проходило в холодном огромном зале, освещённом факелами. Они здесь большое значение световым эффектам придают.
Позже я узнал, что здесь есть три официальных зала. Один — актовый, где обсуждаются бытовые проблемы, второй для индивидуальных бесед, тут стоит маленькая статуэтка богини, и ритуальный зал, куда меня привели.
Стою, соображаю, присматриваюсь. Холодно мне и стыдно было, представляете, здорового мужика выставили голым на всеобщее обозрение. Потом замечаю, огромные сосульки по всему залу развешаны, будто игрушки на новогодней ёлке. Ничего себе, думаю, наворочали под землёй, а потом начинаю понимать, что ведь это сталактитовая пещера. Метров двести от пионерлагеря когда-то был вход в пещеру, но его завалили, чтобы дети не лазили. А потом про эту пещеру вообще забыли. Пацанами здесь мы в войнушку играли. А теперь они на территории лагеря сделали себе вход, вот, блин, законспирировались. Старики говорили, будто холм и вся местность вокруг пещерами перерыты, не знаю, правда ли это. Мы, пацанами, искали вход в другие пещеры, но так и не нашли. Эти мысли в моей башке, молнией пролетели.
