Или нет? День был длинным, утомительным, и Ткачев отрубился так, что, когда открыл глаза поутру, не сразу понял, где он. Но все его спутники находились на тех же местах, где и до того, как он уснул. Только Фил отсутствовал. И как он шарахался, Сема помнил. Мужик хотел отлить, намеревался сделать это тут же, но его погнал пробудившийся Виталя. Филарет ушел, и Сема снова прикорнул… Как оказалось, отключился до утра.
Обнаружил его Женя. Этот чудак, обвешанный значками, как Леонид Брежнев орденами. Когда Сема сел, тот тоже открыл глаза и встряхнулся. Посетовал на то, что не смог отдежурить даже свои часы, не то что поднять Леху, чтоб он его сменил. После этого вскочил и понесся проверять аппаратуру.
— А где Фил? — зевая, спросил Виталя.
— Ты не разрешил ему мочиться тут, и он ушел, — напомнил Сема.
— Это ж ночью было.
— Да, но он мог упасть в те лопухи, в которые справлял нужду. Скоро объявится.
— Зря мы вчера так нажрались… — Пименов схватил бидон, в котором остался чай, и выпил всю жидкость, не подумав о других. — Все проспали!
— Кто-то не пил, а все равно… — Это забухтел Алексей. — Женька мог бы меня и поднять! Такая ночь значимая… И впустую прошла.
— Фил обещал нам призраков, — снова взял слово Виталя. — Придут, говорит, за кем-то… Ни их, ни его. Где этот му…
И тут по дому разнесся крик Жени, нашедшего тело Филарета.
Семе вспомнились эти события, когда он шел в другой конец дома. Минуя коридоры и условные комнаты. Дошел до той, где когда-то, согласно плану здания, была библиотека. И при князьях, и при беспризорниках, и при психах. Именно в ней засняли женщину в белом. Елену-висельницу, которая очень много читала, была просто одержима книгами и проводила за ними все дни. Вместо того чтобы ходить на балы и искать мужа. Но тут вина папеньки, конечно, не ее. Он должен был девицу вывести в свет, чтоб не чахла в доме с нехорошей историей, не закапывалась в книги, которые ее еще больше отрывали от реальности. Берег? Да, пожалуй. Коль все его дети умерли. И только Леночка выжила… Чтобы в двадцать два покончить с собой!
Семен ходил по библиотеке. Осматривал стены, потолок, пороги, косяки. Он видел то, что для других скрыто. И мог представить, как выглядело помещение изначально.
Ему не потребовалась аппаратура для того, чтобы понять, где скрылся призрак. Это было очевидно!
Сделав выводы, он покинул дом и устремился к березняку, чтобы попасть в Васильки.
Когда дошел до дома Лены, оказалось, что у забора стоит только его машина.
— Виталя уехал? — спросил он у девушки, зайдя во двор.
Она копошилась там. Все в тех же старых джинсах с чудовищными накладными карманами и желтой строчкой. Сему удивило, что Пименов не сделал ей замечание.
— Да, сказал, надо в Москву.
— Он сел за руль с такого бодуна?
— Ему не привыкать.
— Тоже верно. А остальные где?
— Без понятия. Пришла — дом открыт. У меня-то брать нечего, но аппаратура охотников явно стоит приличных денег.
— Я немного отдохну, с твоего позволения.
— Ради бога. Но я собираюсь щавелевый суп сварить. Если немного подождешь…
Семен качнул головой и зашел в дом. Там выбрал кровать, упал на нее лицом вниз, отказался от душа, а когда хозяйка оставила его в покое, перевернулся на спину и задумался.
Спать он не хотел. Да и устал несильно. Просто было желание полежать на мягком.
— Если кому-то интересно, суп готов! — услышал он голос Лены.
В животе тут же заурчало. Есть хотелось, но ради яичницы, к примеру, он не стал бы вставать. Но суп из щавеля… Это совсем другая песня! Такой где еще поешь? Да, тебе его могут и в московском ресторане подать, но где тот щавель собирали и когда? И он ли это? Может, обычная трава, к которой добавили кислоты?
Ткачев спрыгнул с кровати. Сначала водные процедуры, потом завтрак, который уже тянет на обед.
— Лена, прошу меня извинить, — выдал он, распахнув дверь.
— За что? — уточнила она.
— За поведение. Вел себя как капризуля. Готов вину искупить.
— Каким образом?
— В принципе любым. Хочешь, спляшу, спою, пантомиму покажу. Могу грядку вскопать. Собрать яблоки. Вычистить подпол. Но меня лучше использовать по назначению.
— Я не понимаю, — выдохнула Лена.
— Давай я отремонтирую тебе крыльцо? Оно покосилось.
— Ты можешь?
— Конечно. Если у тебя есть инструменты, я начну сегодня же…
— А если нет?
— Я куплю их и приступлю к извинениям завтра. Надеюсь, ты оставишь меня на эту ночь тут. Я не готов ни в Москву ехать, ни в развалинах на надувном матрасе спать.
— Дом большой, живите все. Мне не жалко.
— Спасибо. Я пойду ополоснусь. Мне в душ или к ведру?
— В душ. А полотенце вот, я приготовила, — и указала на кусок синтетического полотна, расшитого розами.
Взяв его, Семен вышел во двор.
Помылся.
Почувствовал себя если не заново рожденным, то помолодевшим. Еще пятнадцать минут назад бубнил и кряхтел, как старый дед, у которого ревматизм и простатит, а вот уже позитивней живчик.
Ткачев вернулся в дом. Ему уже налили супа. Выглядел он красиво. Зелень щавеля, бело-желтое крошево из яиц, прозрачный бульон… И запах лета бонусом.
— Приятного аппетита, — услышал Сема, взявшись за ложку.
Кивнув, стал есть суп.
Было вкусно.
Не так, что ум отъешь, но вполне… Мужчине, путь к сердцу которого через желудок лежит, брать надо Вику. Та мастерица. Но Лена-Лола тоже молодец. Хоть что-то умеет. Родилась бы и выросла в городе, испортила бы даже элементарное — яйца или макароны.
Была у Семена такая барышня. К которой он с серьезными намерениями, а она не просто неумеха — косячница… Не москвичка, а петербурженка. Но в данном случае хрен оказался не слаще редьки.
Познакомились на Невском. Ткачев не любил Питер (ни климат, ни атмосферу), но от его архитектуры был без ума. Часто катался, чтобы рассмотреть здания. И у одного из них столкнулся с барышней. И сразу в глаза влюбился. Крашены-перекрашены, ресницы колом, подводки, тени, но цвет… Не определить. По краю карий, дальше — зеленый, а перед зрачком желтый. Можно сказать, как у кошки глаза. На них и клюнул. Остального не видел отчетливо. Но отмечал, что фигура неплохая, черты правильные, волосы густые.
Сема пригласил ее на чай или кофе, барышня согласилась на глинтвейн.
Отношения завязались быстро. Сначала ездили друг к другу, а через три месяца стали вместе жить. В Москве. Потому что у Ткачева имелась своя квартира, а невеста обитала с родителями.
