— Борделями? Не волнуйся, я знаю, что это. Читала Мопассана. Но я не собираюсь в кабаки и казино. А чем плохи балы и опера? Как меня это развратит, я не понимаю?
— Если бы Филаретовы вели светский образ жизни и обнищали, тебя бы, моя дорогая, пришлось продавать какому-нибудь толстопузому нуворишу. Они падки на титулы.
Их диалог зашел в тупик — отец и дочь говорили будто на разных языках.
И Лена решила закончить его, широко зевнув. Специально рот не прикрыла. Раззявила пасть, как кашалот.
Иван Федорович, естественно, сделал ей замечание, но после пожелал дочке сладких снов, поцеловал по традиции в лоб и вышел.
Лена тут же вскочила и стала доставать из-под кровати саквояж — успела затолкать его туда. Вспомнила, что не положила в него смену исподнего, плотные чулки, шаль, связанную покойной няней, она и памятная, и теплая; о дневнике, который вела с недавних пор; о книге, что не дочитала, креме от веснушек, подаренном гувернанткой…
В итоге напихала саквояж так, что он пузырем раздулся. Пришлось шмотье вынимать и складывать отдельно. А раз такое дело… можно еще кое-что прихватить.
Собралась Лена только через полчаса. Но это и хорошо, все уснули.
Она преспокойненько покинула дом и направилась к конюшне. Одно из стойл в нем занимала ее кобылка Сюзанна. Ласковая, красивая… И очень смирная. На другой отец не разрешил бы кататься. На Сюзанне Лена планировала доскакать до Васильков, чтобы увидеться с Варварой (у нее мама заболела, а отец загулял в очередной раз, и она ночевала дома) и позвать ее с собой. Если та согласится, как рассветет, они отправятся в село, там возьмут извозчика и на нем до Калуги. Нет — попрощаются. Но Леночка почему-то не сомневалась в том, что «сестренка» ее не бросит.
Юная княжна была полна решимости и наивных мечтаний. Она видела себя героиней любовно-приключенческого романа.
Но все сразу пошло не так, как в ее воображении.
Седлая Сюзанну, Лена услышала покашливание. Обернувшись, увидела за своей спиной Филарета.
— И куда вы среди ночи собрались? — спросил он.
— Покататься.
— С саквояжем и тюком?
— А хоть бы и так, — буркнула Лена. Только сейчас она сообразила, что саквояж будет мешать ей управлять лошадью и она не рысью помчится через лес, давая ветру трепать свои волосы, а поедет медленно, неуклюже придерживая поклажу. — Не твое дело, куда я собралась! Уйди с глаз.
— Как прикажете…
И, чуть поклонившись, удалился.
А Лена вывела Сюзанну из конюшни, взобралась на нее и пустила шагом в сторону калитки. За ней тропа, по которой деревенские в усадьбу бегают. Если по ней двигаться в Васильки, путь займет меньше времени.
Планируя побег, Лена рисовала себе картину, на которой она скачет, облитая лунным светом. Но небо затянули тучи, и тропу было трудно рассмотреть. Беглянка уже и не рада была тому, что выдвинулась до рассвета. Но не поворачивать же назад?
Лена добралась-таки до околицы. Увидела колодец, в котором чуть не утонула. Он до сих пор вызывал у нее страх. Сюзанна как будто почувствовала его: начала пофыркивать, поводить ушами, пританцовывать. Лена стала успокаивать ее, но кобылка все больше нервничала…
Неожиданно стало светло. Не как днем, конечно. Но все же… Луна выглянула из-за облаков. Полная, белая. И тут же завыла где-то собака, к ней присоединилось еще несколько. Сюзанна заржала, встала на дыбы и понеслась.
Бросив саквояж, Елена принялась натягивать поводья, но в смирную кобылку будто демон вселился. Сюзанна понесла. А собаки все выли и выли… Как будто провожали княжну Филаретову в последний путь.
Помощь пришла, откуда не ждали.
Оказалось, Филарет последовал за Леной. Он думал сообщить Ивану Федоровичу о выходке его дочери или присмотреть за ней и выбрал последнее. Предположил, что княжна со своей «сестренкой» решили какой-то ритуал провести в ночь полнолуния.
Мысль о побеге тоже промелькнула, но он отмел ее.
Надо дурой быть, чтобы отказаться от райской жизни в усадьбе. Или по уши влюбленной. Но Лена, как все дворовые знали, только о мифических принцах грезила. Ни к одному из реальных мужчин чувств не питала. Значит, побег исключается. Остается ритуал.
В Васильках поговаривали о том, что все Филаретовы обращались к помощи потусторонних сил. Кто самолично (основатель династии якобы чернокнижником был), кто через посредников. Тот же Иван Федорович с ведьмой местной знался. Жила она за околицей. Считай уже в лесу. Деревенские ее побаивались. Стороной дом обходили. Но кто-то к ней все же захаживал, чтобы приворожить или порчу навести. И как-то одна бабенка, мужа которой, по слухам, ведьма к себе присушила, вцепилась ей в волосы у колодца, где все воду набирали. Убивать не хотела, только проучить. Но не рассчитала силы. Так шибанула ведьму об полку, на которую ведра ставили, что у той череп треснул…
Думали, померла. А те, кто присутствовал при этом, князю и околоточному сговорились сообщить, что сама упала. Поскользнулась на мокром. Да только ведьма полежала-полежала, потом встала и с закрытыми глазами пошла к своей хижине. Как мертвец ходячий. Никто ее месяц не видел. Шептались, что преставилась все же. Но нет. Отлежалась, травками да заговорами себя вылечила и заявилась домой к той, что ее чуть жизни не лишила. Сказала, что зла не держит. А сама черных иголок натыкала да земли с могил рассыпала. Болеть бабенка начала. Да и муж ее, хоть в ведьму и влюбленный, но не ушедший из семьи, тоже. Уехали они из Васильков от греха подальше. А дом их сгорел вскоре.
…Елена не поняла, почему Сюзанна остановилась. Она ничего перед собой не видела.
Глаза застилали слезы.
— Все уже хорошо, — услышала она мужской голос, а когда сползла с лошади, почувствовала и физическую поддержку — ее подхватили и обняли.
Лена взглянула на спасителя. Им оказался Филарет.
— Спасибо, — прошептала девушка.
Он улыбнулся ей. И Лена на него как будто другими глазами посмотрела. Филарет казался ей просто красивым экспонатом. Как статуя Давида, например. Привлекает внимание, радует взор, но не трогает за душу. Но под светом полной луны экспонат ожил…
И спас девушку от верной смерти.
— Давайте вернемся в усадьбу? — предложил Филарет. — Что бы вы ни задумали… Лучше это перенести. Согласны?
Лена кивнула. Теперь ей не нужно было мчаться за тридевять земель, чтобы найти того, кто завладеет ее сердцем. Он уже перед ней…
Филарет. Ожившая статуя.
О несостоявшемся побеге Лены никто не узнал. Филарет не проболтался, за что его еще сильнее полюбила спасенная им княжна. Но и она сохранила своей секрет. Только дневнику раскрыла его. Почему? Ведь она всем делилась с Варварой. Но в этот раз она держала рот на замке. Несколько раз порывалась рассказать, но останавливала себя. Боялась, что выдаст свои чувства? Скорее всего. Они столько смеялись над Филаретом вместе. А больше над теми, кто попадал под его обаяние. Он же просто красивая статуя. Еще и конским навозом воняющая. Это же фи. Но как они ошибались, Елена поняла в ночь побега. Филарет смелый, благородный, порядочный. А что воняет немного, так это не страшно. Рыцари, поди, тоже не аромат амброзии источали.
