— Куда? — спросила Варя.
— Куда угодно, лишь бы подальше отсюда.
Та кивнула и унеслась.
— Ты не можешь покинуть усадьбу, — сказал Иван Федорович.
— Попробуй мне помешать. Под замок посадишь, я все равно сбегу. Хватит с меня…
— Нельзя тебе уезжать, доченька. Пропадешь.
— Бедностью меня пугаешь?
— Смертью.
— Какая дичь, — фыркнула Лена.
— Доченька, поверь, тебе нельзя уезжать отсюда.
— Я уже это слышала. Но поняла, что ты, как настоящий эгоист, хочешь держать меня при себе.
— Ты не выживешь вдали от дома.
— Если отправлюсь туда, где землю трясет или свирепствуют смерчи, наверное. Но что со мной случится в той же Калуге?
— Зачахнешь ты.
— Чахну я тут. От тоски и безысходности. Но если вырвусь…
— Нельзя. Заколдована ты.
Лена саркастично рассмеялась. Она, конечно, девушка наивная, в облаках витающая, но не полная дура. В ее возрасте верить в сказки просто глупо. Даже в те, что написаны не для детей, а для юных барышень.
— Если я уколюсь веретеном, то усну на сто лет? — насмешливо спросила Лена.
Она вспомнила сказку «Спящая красавица». В ней отец принцессы, чтобы уберечь дочь от проклятия, запретил подданным прясть пряжу.
— Нет, если ты уедешь отсюда, то умрешь. И никакой поцелуй не разбудит тебя.
— Что за глупости, папа?
— Ты знаешь, что все наши с твоей мамой дети умирали? Даже те, что рождались здоровыми. Но месяц, другой проходил, они заболевали и уходили. До тебя мы похоронили пятерых. Двое оказались мертворожденными. Остальные от двух недель до полугода держались. Дольше всех та, что родилась до тебя, Кирочка. Кто-то считал, всему виной проклятие. Но я и батюшку вызывал, скитам жертвовал, нищим подавал, и ничего не изменилось. Тогда к ведьме обратился. Твоя мать тебя родила, и вы обе чувствовали себя плохо. Доктор руками разводил. Говорил, ни одна не выживет. А ведьма пообещала тебя спасти. Что жена не жилец, подтвердила. Но ребенку шанс дала. Какой именно обряд эта женщина провела, сказать не могу, на нем присутствовали только вы: ты, она и моя супруга. Через несколько часов последняя умерла, а ты пошла на поправку. Уже через месяц стала крупной, розовощекой. Никто не сказал бы, что ты родилась недоношенной и полумертвой. В полгода ползать начала. Ходить в восемь месяцев. И все же я беспокоился за тебя. Ты часто простужалась. И едва начинала покашливать, как я представлял самое страшное. Поэтому решил, что нам нужно переехать в теплые края. Выбрал Ялту. Там климат мягкий и места красивые. Но когда супруге година была, пришел на могилу, а там ведьма сидит. Посмотрела на меня, как будто мысли прочла, и говорит: «Нельзя тебе увозить дочку отсюда. Земля эта подпитывает ее. В ней кости той, кто принес себя в жертву…» И на портрет на памятнике глазами показала. Я не воспринял ее слова всерьез, мы через два месяца отправились с тобой и нянюшкой в Ялту. Из дома уезжали — ты была абсолютно здоровой, но в Москве захворала. Подумали: ничего страшного, привычная простуда. И сели в поезд до Симферополя. Но у тебя такой дикий приступ удушья начался, что вышли на следующей станции. Вернулись сюда. И ты, моя девочка, вновь ожила.
— Совпадение!
— А как же те два несчастных случая, что произошли с тобой, когда ты попыталась сбежать?
— Два? — переспросила Елена.
О том, что смирная кобылка Сюзанна едва не угробила свою хозяйку, знали двое: она сама и Филарет, объект ее девичьих грез, так откуда же узнал об этом отец? И тут же сама нашла ответ на вопрос: прочел в дневнике дочери. Он признался «сестренке» в том, что почитывает его.
Тут в библиотеку вбежала Варвара. Глаза горят, щеки алеют.
— Леночка, давай останемся? — выпалила она. — Я выйду за твоего отца, только живи.
— Ты все слышала?
— Да. И я не могу подвергать тебя опасности.
— Я не останусь в этом доме. Под одной крышей с… — Лена передернулась, глянув на отца, — этим человеком! Он мне глубоко отвратителен.
— Придется, доченька, — тяжко вздохнул тот. — Я никуда не пущу тебя. Ради твоего же блага.
— А я разрешения и не спрашиваю. Мне семнадцать, я взрослая. — И пошла к двери, но Иван Федорович преградил ей дорогу.
— Ты поднимешь скандал, когда в доме гости? И опозоришь свое честное имя, которым ты так дорожишь?
— Плевать.
Но Елену уже было не остановить. Оттолкнув отца, она выбежала из библиотеки, захлопнула дверь, повернула ключ и швырнула его на пол. Она заперла папеньку, чтобы выиграть время. Особняк огромный, стены толстые, дверь дубовая. Граф голос сорвет и кулаки в кровь разобьет, но никто его не услышит. Гости в другом крыле, а прислуга в своем домике.
После этого, схватив «сестренку» за руку, побежала к себе к комнату. Саквояж, с которым Лена убегала из дома когда-то, был наготове. Она выкинула из него все лишнее, зато доложила кое-что ценное. Место оставила только для дневника. Сунув его в саквояж, Лена переоделась (Варвара тоже), и две девушки покинули особняк.
До Калуги они добрались на удивление просто. Церемониймейстер, с которым они распивали бренди, как раз уезжал из усадьбы. Он поспал в беседке, накрывшись тулупом, проснулся с больной головой и отправился восвояси. Он был актером уездного театра и без парадной одежды, парика и жезла выглядел весьма потрепанно. Да и приехал на обычной телеге. Девушки не сразу узнали его. Но подбежали, чтобы попросить взять их с собой.
За весьма скромную плату мужчина согласился на это. Не понял, кто перед ним. В двух по-простому одетых барышнях он не признал пиратку и лесную нимфу, решил, что это девочки из обслуги.
В городе «сестренки» остановились в гостинице. Сняли двухместный номер. Впоследствии собирались перебраться в Москву, там арендовать квартиру.
Наивная Елена считала, что того, что она могла унести из дома, им хватит надолго. Но оказалось, что даже в Калуге жизнь, к которой она привыкла, весьма дорогая. Девушкам пришлось оплачивать жилье, питание, проезд (извозчики нещадно драли!), да и вещей они с собой, считай, не взяли. Чулки постирала, а пока сушатся, в чем из гостиницы выходить? Нужны еще одни. А лучше двое. И платья на выход. В городе как-никак живут. Тут и драматический театр, где их собутыльник играет героев-любовников, и французский ресторан, и галерея картинная.
Наличные утекали с невероятной скоростью. За драгоценности же и столовое серебро давали ничтожно мало. И все же «сестренки» не отчаивались.
Лена витала в облаках, просыпаясь каждое утро с надеждой встретить принца, а Варвара найти работу.
В Москву было решено переезжать по весне, когда потеплеет. Неизвестно, как сложилась бы их жизнь — возможно, удачно, — если бы княжна не заболела.
