— По расчету, залету, эти я знаю. Еще какие есть? — Она пожевала свою ярко накрашенную губу, и ее мелкие зубки окрасились красным. — Если от армии откосить или прописаться, скрыть истинную сексуальную ориентацию или прослыть примерным — все расчет, путь и не финансовый.
— Бывает так одиноко и тоскливо, что хочется иметь рядом кого-то для поддержки.
— Для этого у тебя есть Леха. Вам не повезло, вы оба натуралы, а то отличная бы пара из вас получилась. Я, кстати, до сих пор думаю, что вы через пару-тройку десятков лет все же придете к тому, чтобы ее образовать. Секс уже будет не особо важен — Леха истаскается, ты мхом порастешь.
— Ты явилась, чтобы меня оскорблять?
— Прости. Я выразилась резко. Надо было сказать, станешь асексуальным.
Тайра вела себя не так, как утром. Прошло каких-то десять-двенадцать часов, а она из дерзкой, резкой, жеманной и неестественной (напоминающей героиню аниме) превратилась в самую обычную девушку. От той, мультяшной, остались только алые губы да хищные ногти. Но Женя подозревал, что и это игра…
Где ты, настоящая Тайра?
— Сейчас мы, скорее всего, видимся в последний раз, — услышал он от нее. — Поэтому я сделаю признание. Хочу, чтоб ты знал…
Он думал, она попросит прощения. Скажет: «Хочу, чтоб ты знал, как я раскаиваюсь…» Но продолжение фразы Ляпина почти нокаутировало:
— У тебя есть сын. Ему четыре месяца.
Выдав это, она опустила голову. Чтобы не только глаза — все лицо спрятать.
— Его зовут Мухамед. На Ближнем Востоке каждого пятого пацана нарекают именем пророка. Наш с тобой сын не стал исключением.
— Что за игру ты затеяла, Тайра?
— Я не знала, что беременна, когда уходила от тебя. Срок был маленький. В Омане меня постоянно тошнило, но я думала, это от непривычной пищи. Или воды, она там специфическая. Даже бутилированная. Пьешь ее, а жажда не проходит. Когда задержка составила три недели, я поняла, что беременна.
— И ты сразу поняла, что от меня, — саркастично, в стиле Семена Ткачева, заметил Женя.
— Нет, я хотела думать, что от Али. И убеждала себя в этом на протяжении всей беременности. Но когда родился сын, я поняла, кто его отец… Мальчик — копия ты.
— Все младенцы похожи.
— Неправда. Даже едва появившиеся на свет разные. А на второй-третий день уже видны отличительные черты. У Мухамеда брови домиком, уши с короткими мочками и толстые пятки. Все, как у тебя.
— Подумаешь…
— А еще небесно-голубые глаза. — У Жени радужка была именно такого цвета. На фоне темных ресниц она очень выгодно смотрелась бы. Но Ляпин уродился светло-русым, поэтому глаза его не казались выразительными. Но они все равно нравились Тайре. Из внешности — только они. А уж никак не толстые пятки. — Семья Али очень обрадовалась светлоглазому ребенку. Большая редкость в тех краях.
— Родственников ничего не смутило?
— Нет, я сказала, что наполовину русская. И в нашем роду обычно рождаются светленькие дети. Мухамед волосами пошел в меня. Также смугловатой кожей. А глаза твои взял. По-другому если сказать, бабушкины. Я даже не соврала, сказав так. У твоей мамы тоже небесно-голубые глаза.
— Где сейчас ребенок?
— В Омане. С Али.
— Ты бросила его?
— У меня его отобрали.
— Как это?
— Просто. Я захотела уйти от мужа, мне мешать не стали. У нас не задалась жизнь с самого начала. Если бы не мое интересное положение, сбежала бы от него через пару-тройку месяцев. — Наконец, она подняла газа на Женю. До этого как будто с его загипсованной ногой разговаривала. Держала ее одной рукой и вроде бы смотрела именно на нее — за волосами, упавшими на лицо, когда она наклонилась, не видно. — Али привел меня в свой дом. Богатый, гостеприимный. Ко мне хорошо отнеслись, но потребовали соблюдения традиций. А я не могу жить по навязанным правилам. Терпела, сколько могла. Думала, привыкну. Ждала, когда гормоны перестанут бушевать — на них многое сваливала. Но когда родила, стало хуже. Я с ребенком дома в окружении родственниц мужа: свекрови, тетушек, сестер, племянниц, а он где-то предается мужским радостям.
— Изменял?
— Не факт. Наверное, просто пил чай и курил кальян с друзьями. Но мы воспитаны иначе, мы не можем спокойно относиться к тому, что твой мужчина, заточив тебя в четырех стенах, живет полной жизнью.
— Но ты же любила его. Почему не смирилась?
— Я в неволе не пою… И не люблю. Прошло чувство. Когда, сама не поняла. Просто проснулась как-то и поняла это. Тогда еще и живот небольшой был. Надо было сбежать в тот момент. Но я думала, куда я с пузом? В Воркуту? К своим многочисленным неблагополучным родственникам? Не для того уезжала. В Москву? Но тебя я обидела, с продюсерами шоу разругалась в пух и прах, когда покинула шоу вслед за любимым. Сожгла, дура, за собой все мосты.
— И все же ты вернулась…
— Оставив все там, в Омане. Меня отпустили с тем, с чем приехала. Выдали мой старый рюкзак с барахлом и все. Все подарки, включая свадебные и на рождение сына: вещи, золото, часы брендовые — все отобрали. Но этим пусть подавятся! Главное, сына лишили. Все равно что сердце вырвали.
— Без него ты не прожила бы и минуты, — заметил Женя.
Ему не понравилась последняя ее фраза. Фальшиво прозвучала. Да и история ее отдавала душком. Она, безусловно, невыдуманная, но искаженная. Тайра умело мешала правду с вымыслом. Благодаря чему была в пятерке сильнейших экстрасенсов шоу и дошла бы до финала, не уйди с передачи из-за любви.
— Собираешься возвращать сына?
— Буду пробовать.
— Суд, как я понимаю, тебе не поможет?
— Даже Гаагский, как мне сказал Сергей Сергеевич Пименов. Я стала на него работать в первую очередь потому, что надеялась на его поддержку.
Женя протянул руку, чтобы пожать ее. Даже если Тайра половину своей истории выдумала и ее, к примеру, изгнали из семьи за измену (в Омане вроде бы за это уже не закидывают камнями) или воровство (не зря же отобрали все подарки), но как мать, разлученная с ребенком, она заслуживает участия. А в то, что она его не намеренно оставила, Ляпин верил.
— У тебя есть фотографии сына? — спросил он.
— У меня же и телефон отобрали. Там было много. Но я сохранила в «облаке» одну. Как знала… Сейчас. — Тайра достала смартфон.
Побегав по экрану своим алым ноготком, протянула его Жене.
На фото была Тайра с младенцем. Она неузнаваема. Щекастая, без какого-то макияжа, в хиджабе. На первый взгляд некрасивая, а на второй — удивительная. Материнство лучше мэйк-апа и прически преображает некоторых женщин. Тайру точно.
— Я очень поправилась за время беременности, — конфузливо проговорила она, заметив, как пристально Женя ее рассматривает.
