На бегу княжна выхватила дневник, сцапала карандаш и на последней странице накарябала: «Если я умерла, меня убила Варвара!»
Тут же она почувствовала дыхание за своей спиной. «Сестренка» нагнала ее. Схватила сзади за шею.
Из последних сил Елена швырнула дневник подальше и сделала попытку освободиться, но…
Не смогла.
Княжну хватились ближе к обеду. Она редко на завтрак спускалась. Но любила попить чаю или кофе в кровати. С эклерами, а если не было их, то с пышками и крыжовенным вареньем. Но вот одиннадцать уже, а она все не просит любимых лакомств и напитков.
Горничная заглянула в спальню, но кровать княжны даже не разобрана. Доложила об этом домоправительнице Ириаде. Та велела всей прислуге Елену Ивановну искать. Естественно, начали с библиотеки.
Дверь заперта изнутри. Стучали, стучали, никакого ответа. Пришлось ломать…
Филарет своим мощным плечом выбил замок.
Нашлась княжна именно там, в библиотеке. Висела у потолка, вздернутая. Вокруг шеи веревка. Под телом стул, упавший набок.
— Призраки забрали-таки невинную душу, — всхлипнула Ириада.
Она стала очень пугливой и суеверной. И свои возрастные болячки объясняла тем, что живет в нечистом месте. Но и уйти с работы не могла. Привыкла к дому, хозяину, да и денег на старость не скопила, профукала все. Было у нее две страсти: морфий, но уже в прошлом, да покер.
— Не они довели девчонку до петли, — не согласилась с ней кухарка. — И все мы знаем, кто…
— Ведьма, — выдохнула горничная и перекрестилась.
Катерина и хотела бы закончить свою мысль, да прикусила язык. Что ей, больше всех надо?
— Кто хозяину сообщит…? — обратился ко всем Филарет. Но посмотрел на Ириаду.
— Только не я, — замотала своей маленькой головенкой, увенчанной жидким пучком, та. — Пусть Катерина. Она ему не чужая…
— Э, нет.
Кухарка не собиралась приносить хозяину дурные новости. И так в немилости.
— Что нужно сообщить Ивану Федоровичу? — услышала она за спиной голос Варвары…
Этой змеи подколодной, доведшей бедную девочку до самоубийства. Да, Катерина, конечно, тоже виновата. Не нужно ей было ничего рассказывать княжне, но она же хотела как лучше…
Прислуга расступилась, давая приживалке графа, а с недавних пор его невесте (об этом знала только бывшая фаворитка и никому не рассказывала) обозреть помещение. Та переступила порог библиотеки и, увидев висельницу, истошно закричала. После чего бросилась к ней, схватила за ноги и начала дергать.
— Что вы стоите? — возмущалась она. — Помогите! Что, если еще можно спасти?
— Ты ей сейчас голову оторвешь, дура, — ругнулся Филарет и оттащил Варвару от трупа. — Не видишь, она окоченела уже? Иди за графом.
— Сними ее. Он не должен видеть…
— Ты мне не указ. Граф скажет — сниму.
— Как дверь ломать, он первый.
— Сломал — починю. Иди.
Филарет не любил Варвару, как многие в доме. Слишком она нос задирала. Кроткой, скромной и благодарной только перед хозяевами себя показывала. А на остальных сверху вниз смотрела. Катерину саму некоторое время назад обвиняли в этом, но та уже об этом забыла.
Но Варвара не думала слушать его. Она осела на пол и забилась в истерике. Самой настоящей, непоказной.
Ей стало невероятно страшно. Вчера она действовала хладнокровно. Убив Елену, она выволокла ее из хода и без чьей-то помощи подвесила тело к потолочной балке.
Да, княжна за последний год исхудала и весила кило сорок пять, но и Варвара не была богатыршей. И все же ей удалось инсценировать самоповешение. Не хватало только предсмертной записки.
Зная, что Елена ведет дневник, Варя стала искать его, чтобы вырвать какую-нибудь страницу, где княжна особенно истерично изливает свою душу, и дописать прощальную строку, но он как в воду канул.
Пришлось взять книгу, которую читала Елена на тот момент, и написать на титульном листе: «Простите… Прощайте!» Поскольку грамоте Варвару учила именно она, та имела похожий почерк.
Уронив стул под телом, она покинула особняк через подземный ход.
Остаток ночи почти не спала. Проваливалась в забытье и только. В усадьбу не шла.
Ждала, когда до Васильков дойдет весть о самоубийстве княжны. Если бы ее обнаружили, тут же в деревню пулей помчался бы кто-нибудь из дворовых мальчишек. Но нет…
И она двинулась в усадьбу. Шла, тряслась. Но собралась, когда вошла в библиотеку. Постаралась вырвать Елену из петли, потому что ей показалось, что она ненатурально висит…
И вот расквасилась.
Граф Филаретов прибыл к месту смерти дочери через минуту. Без зова. Как и Варвара, схватил ее за ноги, стал выдирать из петли. Что было дальше, она не знала. Потеряла сознание от нервотрепки…
Похоронили княжну. В белом, как невесту-девственницу. Поп не стал отпевать — самоубийство смертный грех.
Катерина жалела ее. Оплакивала. Но не так, как отец. Тот как будто воздуха лишился. Задыхаться начал, хотя до этого проблем с легкими у него не было. Невеста вроде бы поддерживала. По крайней мере, со стороны так казалось. Иван Федорович был окружен вниманием Варвары. Она что-то нашептывала ему, оглаживая ссохшиеся плечи.
На девятый день, когда поминали, Иван Федорович напился. Он был к спиртному равнодушен и редкий раз к рюмке прикладывался. А тут одну за одной в себя вливал и все повторял: «Это я виноват…».
— Нет, не вы, — выкрикнула Варвара, услышав эту фразу в двадцатый, пожалуй, раз.
Катерина вздрогнула. Как говорят, на воре и шапка горит, а она чувствовала свою вину…
— Я не говорила вам раньше, но Елена с ведьмой встречалась накануне своей смерти. У колодца. Не знаю, о чем они говорили, не слышала, но видела, как она сняла с пальца кольцо и ей отдала. А потом убежала…
Иван Федорович махнул еще стопку водки, после чего сказал:
— Да, это все она…
Перекладывать ответственность на кого-то — это так привычно и удобно. Катя сделала так же. И князь ухватился за мысль о том, что его дочь подверглась какому-то колдовскому воздействию, поэтому и вздернулась.
Филаретов встал из-за стола и пошел к выходу.
— Куда вы? — крикнула вслед Варвара.
«Жених» только отмахнулся от нее. И шел на удивление уверенно. Уже лет пятнадцать так не ходил. Будто и не хромал даже.
Все решили, что он к себе. Хочет спать лечь, потому что перебрал. Но когда через четверть часа прибежал Филарет и сообщил, что хозяин велел седлать коня, на которого взобрался и ускакал, все поразились.
Иван Федорович давно верхом не ездил. Даже на смирных лошадках. А тут молодого скакуна по кличке Шах оседлал. И пустил его в галоп.
