— Не я — наука! — И поднял кверху указательный палец.
Затем открыл холодильник, достал из него залитый растительным маслом чеснок и ржаной хлеб. Усевшись за стол, начал есть.
— Разъясни.
— Про ДНК слыхала? — разжевав первую дольку, он сразу отрыгнул. Напомнив о том, почему получил прозвище Горыныч. — Так вот у обоих покойников на телах ее следы. И они не мои.
— А чьи?
— Хрен знает.
— За сутки сделали анализ ДНК? — поразилась Лена.
— Так понаехали всякие эксперты с чемоданчиками. Как в кино. Анализы взяли у меня, экспертизу провели да отпустили. Но велели не покидать пределы области. Будто я куда-то езжу. В Калуге впервые за пять последних лет побывал. И что характерно, не изменилась почти…
— Что за следы? — снова взялась за расспросы Лена.
— На телах жертв есть повреждения. Царапины, например. У них под ногтями тоже имеется материал — кровь, частички плоти. На одежде посторонние волосы. Все собирают и анализируют. А у меня слюну взяли. Чтобы сравнить. Нет на жертвах следов моего ДНК.
— А чьи есть?
— Мне не доложили…
Баба Фира тут же скривилась. Выразила свое «фи». Но этого ей показалось мало, и она добавила реплику:
— Мог бы и подслушать.
— Я в отличие от тебя свой нос куда не надо не сую, — дыхнул на нее огнем Горыныч. Но быстро сменил гнев на милость: — Вроде бы говорили менты, что нет в базе таких данных. Так что, скорее всего, будут проверять всех подозреваемых и свидетелей. — И взглянул на Лену. — Готовься, соседка. Скоро тебе палочку в рот засунут… Хотя тебя разве удивишь этим? И не такие пихали, да?
Елена вспыхнула. Многие в Васильках считали ее проституткой, но в лицо пакостей не говорили.
— Что, не нравится? — хмыкнул Горыныч. — Правда глаза колет? — И снова рыгнул.
— Пошел ты… — И добавила матерное слово, чего себе ранее не позволяла.
— Не буду у тебя отбирать работу, — хрипло расхохотался старик.
И еще что-то кричал вслед уходящей Елене о том, что она привезла в Васильки из города не только нескольких своих клиентов, букет венерических заболеваний, но и беду.
Хотелось заткнуть уши. И ослепнуть, чтобы не видеть, как на нее таращатся собравшиеся у крыльца люди. Почему Лену так задели слова тупого и злобного старика? Неужели из-за того, что в них была правда?
Добежав до дома, Лена заперлась. И затворила все окна. Отгородилась от внешнего мира.
Но не успела она выдохнуть, как услышала стук.
— Пошли прочь! — заорала она.
— Это я, Вика, — раздался растерянный голос.
Лена открыла ей. Приятельница стояла на пороге с ведерком, дно которого покрывала земляника.
— Еще вчера была, а сегодня как будто кончилась, — пожаловалась Вика. — Утром в лес ушла, а вот всего сколько набрала. Не хватит на варенье. Так поедим, с молоком. А ты чего заперлась? — спросила она, зайдя в сени. — И окна позакрывала, душно же. И чайник кипит!
Забытый на плите, он на самом деле выпускал из носика клубы пара.
Вика выключила газ. Промыла рис и потыкала пальчиком мясо. Оно все еще было заморожено.
— Ты чего такая? — обратила-таки внимание на кислую мину хозяйки дома Виктория.
— Расклеилась что-то…
— Не время, Ленка. У меня для тебя потрясающая новость.
— Какая? — равнодушно спросила та.
— Ивашкин открыл нечто грандиозное в усадьбе.
— Подземный ход?
— Про него ему, тебе и мне давно известно.
— И тебе? — удивилась Лена.
— Я тоже занималась у него в краеведческом кружке.
— Ты говорила. Но Дмитрий Игнатьевич даже не упоминал о нем на занятиях.
— Да, делился только с избранными. Ему нравилось обладать тайной, в которую он посвящал любимого ученика. Кто был до тебя, не знаю. Но после — я.
— Подожди… — Лена никак не могла сосредоточиться. — Кружка давно не существует. Никому краеведение не интересно сейчас. Ты в детстве ходила в него?
— Естественно. Потом пошла на танцы живота. Но и их забросила. Об Ивашкине я благополучно забыла. Но в этом году, зимой, случайно встретила его на улице поселка. Узнала. А он меня нет. Пришлось напомнить, кто я. Дмитрий Игнатьевич тут же пригласил к себе на чай. Отказать было неудобно, и я пошла с ним. Он, как всегда, много и интересно говорил о наших местах, и я чудесно провела время. Поэтому, когда в следующий раз отправилась в поселок, то позвонила (мы обменялись телефонами) и напросилась в гости. Мы чаевничали с ним регулярно. Матушка моя думала даже, что я к любовнику гоняю.
— И когда Ивашкин показал тебе ход?
— Не так давно. После того как ты украла у него все архивы. Кстати, зачем ты сделала это?
— Мне они были нужнее. Я могла принести реальную пользу усадьбе и нашим местам. А старик только демагогию разводил. И, по-моему, постепенно терял рассудок. Разве тебе не показалось, что он не в себе?
— Он всегда был чудаковатым, так что нет.
— Но почему ты раньше не рассказывала мне обо всем этом?
— Дмитрий Игнатьевич просил. К тому же ты тоже не особо была со мной откровенна.
— Туше. Но что же тогда обнаружил Ивашкин, кроме хода?
— Тайную комнату. Нетронутую.
— Не усадьба, а Хогвардс.
— И не говори. Дмитрий Игнатьевич звонил сразу после тебя, захлебывался восторгом. Звал в усадьбу. Но не только меня, но и тебя. Намедни он запечатывал ход. И, между прочим, столкнулся там с нашим Семой. Но Ткачев быстро ушел, а Ивашкин остался и каким-то чудом обнаружил тайную комнату.
Праправнучка «сестренки» княжны Филаретовой потеряла к усадьбе интерес. Но краевед и историк Елена Александрова — нет. Профессиональное любопытство не отпускало. Поэтому Вика услышала:
— Я посмотрела бы на эту тайную комнату. Может, завтра?
— Сейчас, Ленка! Пока Дмитрий Игнатьевич жаждет поделиться тайной. Ты же знаешь его, он может что-то надумать и закрыться. Я прибежала к тебе сразу из леса, чтобы позвать. Не ела, не пила, не мылась… Пошли, а? Вернемся через часа полтора, мясо как раз разморозится, и мы забабахаем плов.
— Ладно, пошли.
— Ага, только попью, — и зачерпнула из ведра воду.
— Горыныча отпустили, — сообщила приятельнице Лена, когда они покинули дом.
Дверь гражданка Александрова заперла, а ключ положила под коврик. Мужики вроде знают, где искать. Нет — позвонят.
— Ясно же было, что не он убийца, — пожала своими полными плечами Вика. — Только удивительно, что так быстро полиция в этом разобралась.
