«И именно в тот момент, когда я больше всего в них нуждаюсь! – раздраженно думала королева. – Они, конечно же, могли бы немного подождать, прежде чем сбегать с первым мужчиной, поманившим их».
Елизавета читала мысли королевы. Как несправедливо! Ей сорок восемь. Разве можно требовать, чтобы она ждала! Она и так слишком стара, чтобы рожать детей, и когда Елизавета думала о жизни в семье, то готова была возненавидеть раздражительную, отвратительную старую женщину, сидящую в кресле. Хотя больше виноват, наверное, отец. Но как она могла ненавидеть этого старого человека с шаркающей походкой, почти слепого и совершенно глухого, который жил в изоляции от них со своими врачами, игравшими по существу роль его тюремщиков?
Но дверь клетки, наконец-то, открылась, и, независимо от того, каков ландграф Гессе-Хомбургский, она намерена заполучить его.
– Сядь, сядь, – сказала королева. – Ты меня нервируешь, когда стоишь и выглядишь такой… беспомощной. Что нового? Ты что-нибудь слышала?
– Я бы сказала, ничего, что вы, матушка, уже не знали бы.
– Пожалуйста, возьми свое вышивание. Я не могу видеть, как ты сидишь без дела.
Пока что лучше подчиниться, подумала Елизавета. Но этой тирании почти наступил конец. Скоро ландграф приедет в Англию. Как он выглядит? Она слышала некоторые рассказы, звучавшие не слишком лестно, но ведь люди такие недобрые. Они любят насмехаться. И тем не менее все, что угодно… почти все, что угодно, лучше этого рабства.
Елизавета думала о своих сестрах. Самая старшая, Шарлотта, вышла замуж двадцать лет назад. Странно, но ее женихом стал муж сестры жены регента, исчезнувшей таинственным образом. Говорят, что ее убили. Помнится, как страдала бедняжка Шарлотта, опасаясь, что свадьба может не состояться из-за слухов о том, что первая жена жениха жива. У нее разлилась желчь, и несчастная девочка была совершенно желтой во время церемонии. Но Шарлотта вышла замуж, единственная, кому это удалось в то время. Брак Марии состоялся в прошлом году, хотя ей надо бы выйти замуж за Глочестера много лет назад. Августе предназначена судьба старой девы. Оставалась София, но у той бывали приключения. По крайней мере она имела любовника – старого генерала Гарта – доказательством чего может служить их сын. Какой это был ужасный момент, когда обнаружилось, что София беременна, и им пришлось отвезти ее в Уэймаут, «чтобы поправить ей здоровье», где она успешно разрешилась от бремени. Гарт обожал мальчика, София тоже. Она виделась с сыном при любом удобном случае, а Гарт продолжал оставаться при дворе. Скандалы в этой семье бывали грандиозные. Происходило это потому, что король держал сыновей в слишком большой строгости, и как только те выходили из-под его опеки, то пускались во все тяжкие, чтобы наверстать упущенное время. А дочери делали в своем заключении что могли, чтобы скрасить монотонность своей жизни. Даже умершая, объявленная святой Амелия влюбилась в Чарлза Фицроя и должна была скрывать это от отца.
А теперь свобода шла к ней в лице ландграфа Гессе-Хомбургского.
Собиралась ли она ухватиться за эту свободу? Несомненно… двумя руками. Елизавета даже процитировала Августе одну из своих предшественниц: «Я скорее выйду замуж за обезьяну, чем не выйду замуж вообще».
«И ничто меня не остановит», – твердо решила она.
– Конечно, – намекала королева, – увидев ландграфа, ты можешь и передумать.
Елизавета продолжала усердно работать иглой. Королева вздохнула.
– По крайней мере твой брат Кларенс наконец-то проявил благоразумие. Он был страшно раздражен. Сначала из-за той женщины со странной фамилией.
– Мисс Уайкхэм?
– Вот-вот. А потом заявил, что вообще не будет жениться, так как парламент предложил ему дополнительно всего лишь шесть тысяч фунтов стерлингов в год.
– Сейчас он передумал, матушка, и готов взять в жены принцессу Саксен-Мейнингенскую.
– Ну еще бы. Но сколько потеряно времени! Я не буду спокойна, пока эти браки не состоятся. Когда же услышу, что они приносят плоды, тогда окончательно успокоюсь.
– Да, матушка.
– Никак не могу понять, почему всегда надо поднимать шумиху вокруг этих вещей. И почему твои братья стараются сделать, кажется, все, что могут, чтобы стать непопулярными.
Елизавета пожала плечами. Свобода, которую она уже почти держала в руках, сделала ее неосторожной.
– Я слышала, будто герцог Веллингтон сказал, что герцоги королевской крови висят как самое тяжкое бремя на шее у любого правительства.
– Этот человек использует самые грубые выражения. Удивляюсь, что ты их повторяешь, Елизавета.
– Я думала, что Ваше Величество хочет знать все, что я слышу.
Королева закрыла глаза.
– Принеси мне более высокую подставку для ног. И подай мою табакерку.
Елизавета повиновалась и, взглянув на королеву, лежащую в кресле с закрытыми глазами, с желтоватым налетом на лице, решила, что та выглядит более больной и безобразной, чем обычно.
Ей стало жаль мать. Не стоит, наверное, повторять последнюю колкость о Георге. «Принц распустил свой живот, который сейчас висит у него до колен». Это был комментарий по поводу того факта, что регент перестал затягивать ремень на животе. Люди грубы и недобры и любят издеваться над всей их семьей. Она могла себе представить, что будут говорить о ней и ее ландграфе.
«Но мне наплевать, – подумала Елизавета. – Для меня важно лишь то, что я сбегаю отсюда».
Она посмотрела на мать и решила, что та уснула.
Как это не похоже на нее! И какой же невзрачной и старой та выглядела во сне!
«Бедная мама! – пожалела Елизавета. – Она так же больна по-своему, как папа по-своему».
И пришли мысли об отце, о том, что временами на него следовало надевать смирительную рубашку, о бездушии матери, разрушившей жизнь многим из них, и о Георге с его безумствами, и о других братьях с их матримониальными трудностями.
Ну и семейка!
* * *
Ландграф Гессе-Хомбургский прибыл в Англию, чем вызвал большой интерес у публики. Было что-то нелепое в том, что сорокавосьмилетняя женщина ведет себя как застенчивая молодая невеста. Она была чересчур полная, даже грузноватая, и когда приехал ее жених, моментально появилось множество карикатур.
Сплетничали, что когда ландграф прибыл в Англию, его лицо и тело были так заляпаны грязью, что сразу не могли рассмотреть, на что он похож. Ландграф не мылся никогда в жизни и не считал, что это надо делать. Он непрерывно курил, и вонь от его прокуренного немытого тела заставляла людей бежать от него сломя голову.
Непрестанно его заставляли принимать очень горячую ванну, чтобы отошла глубоко въевшаяся грязь. Пришлось также отнять у него трубку, что вызвало раздражение жениха.
Дело в том, что гигиена стала своего рода фетишем при английском дворе благодаря привычкам регента. Сам он принимал ванну ежедневно и требовал того же от всех, кто общался с ним. Таким образом, купание вошло в привычку у всего двора, но в Гессе-Хомбурге ванна была редкостью, и, помня о катастрофических последствиях встречи регента с Каролиной Брауншвейгской, когда исходящий от нее запах вызвал у него такое отвращение, что жених отвернулся и попросил принести крепкого бренди, ландграфу посоветовали выкупаться и сменить белье, прежде чем он будет представлен своей будущей невесте.
