* * *
Герцогиня Кентская ликовала. Ее ребенок занял ведущее положение – ее «пухлая маленькая куропатка», как кто-то назвал дочку, – прекрасно сформированную маленькую девочку с парой здоровых легких и выражением самодовольного удовлетворения окружающим миром на лице, как будто она пришла в него очень надолго. Когда она вспоминала неудачу бедняжки Аделаиды, она испытывала к ней жалость. Но сам факт, что герцогиня Кларенская не сумела произвести на свет живого ребенка, мог лишь добавить славы ее малышке.
Они с герцогом стояли возле колыбели дочери и восхищались ею. Было удивительно, что она зачаровывала Эдуарда настолько, что он полностью забывал – или по крайней мере не проявлял никаких признаков того, что вспоминает о той женщине, с которой прожил многие годы. Герцог был беспредельно предан своей новой семье, и теперь, когда у них родилась маленькая дочь, а Феодора и Чарлз жили с нею, герцогиня могла признать, что поступила мудро, приняв вызов и отказавшись от своей свободы, чтобы стать герцогиней Кентской, так как отказалась от малого в сравнении с тем, что получила.
– Георгиана, – шептала она герцогу. – Королевское имя для королевы.
– И все же не следует забывать об Уильяме и Аделаиде.
– Ерунда, – заявила герцогиня. – Аделаиде никогда ничего не удастся.
Герцог верил всему, что она говорила. Кроме того, существовало пророчество цыганки.
– Названная в честь ее знаменитых крестных родителей, – продолжала герцогиня. – Георгиана в честь дяди Георга и Александрина в честь русского царя.
– Всегда разумно тщательно выбирать имена. Герцогиня кивнула головой.
Записка пришла от регента в то время, когда они обсуждали имена ребенка. Она касалась крещения их девочки. Регент писал, что не может позволить им дать ребенку имя Георгиана, так как они одновременно называли ее Александриной. Это было бы явным нарушением этикета, если бы его имя стояло перед именем русского царя. Ему также не хотелось бы, чтобы его имя стояло после имени царя. Таким образом, нельзя позволить, чтобы дочь его брата Эдуарда носила имя Георгиана.
Герцогиня с ужасом посмотрела на герцога, когда он перевел для нее записку на немецкий, так как она практически не продвинулась в изучении английского языка.
– Не Георгиана! – вскричала она. – Но это же ее имя. Я всегда думала о ней как о Георгиане. Это единственно возможное имя для нее.
– Но регент запрещает.
– О, он нас ненавидит. Ненавидит нашу маленькую девочку.
– Я бы этого не сказал, – вяло запротестовал Эдуард. – Однако нет сомнений в том, что он надеется, что Аделаида и Уильям опередят нас. Если ему удастся, он не намерен признавать нашего ребенка наследником престола.
– Ему придется это сделать, – свирепо объявила Виктория.
– Верно. Ему придется это сделать, если Аделаида и Уильям не сумеют родить наследника.
– Они не сумеют, и он будет вынужден, – твердо повторила Виктория. – А как быть с именами моей маленькой Георгианы?
– Он сказал, что поговорит о них со мной во время крещения.
– Во время крещения! Но тогда выберет то, что захочет.
– Мы обязаны согласиться с его решением. Герцогиня топнула ногой.
– Регент нам не друг, – заявила она.
– Я никогда не считал себя его любимым братом.
– Он не любит твою жену. Твою жену и твою маленькую новорожденную дочку.
– О нет, ты принимаешь это слишком близко к сердцу. Речь идет всего лишь об имени.
– Слишком близко к сердцу! Это моя дочь! Я буду сражаться за нее с целым миром… а это включает и регента.
Герцог взял ее руку и поцеловал. Она выглядела великолепно в своем гневе на регента и горячем стремлении защитить ребенка.
– Неважно, если у нее не будет громкого имени, – сказал он, – у нее самая лучшая мать, какую только мог дать ей Бог.
И герцогиня немного успокоилась.
* * *
В комнате с куполом установили купель, там собрались те, кто должен был присутствовать при крещении дочери герцога и герцогини Кентских.
Все ждали принца-регента, главного крестного родителя. Тот задерживался, а когда приехал, все увидели, что он находится отнюдь не в добром расположении духа.
Регент нетерпеливо выслушал приветствия родителей ребенка и жестом дал понять, что надо немедленно начать церемонию.
Георг бросил почти неприязненный взгляд на мать ребенка. Одета безвкусно, подумал он. Никакого представления о торжественности момента. Ох, уж эти немки! Его настроение не улучшили и воспоминания о женщине, привезенной ему самому в жены. Она всегда была одета безвкусно; слишком ярко; все они одинаковы.
Архиепископ Кентерберийский был готов начать обряд. Он взял ребенка, который, к счастью, не закричал, и, неся его к золотой купели, искоса посмотрел на герцога Кентского, а затем на регента, ожидая услышать имена, которыми должен быть наречен ребенок.
– Александрина, – сказал регент раздраженно.
– Александрина, – повторил архиепископ. Герцогиня Кентская открыла рот, как будто собиралась заговорить, но на сей раз мужу удалось заставить ее замолчать своим взглядом. Александрина! Ей хотелось заплакать. Это неподходящее имя для английской королевы. Георгиана! Георгиана! Вот что она хотела. Оно напоминало по звучанию Глориану, имя, которым наградили другую королеву ее почитатели. Хорошим было бы имя Елизавета. Правильным и подходящим. Но все-таки еще лучше – Георгиана в честь Георгов. А регент показал свое презрение к ним, предложив имя Александрина.
Но у ребенка должно быть и второе имя.
Она ждала, затаив дыхание, но регент все еще молчал.
«Шарлотта», – шепнул герцог Кентский. Ведь королев не обязательно называть по их первым именам, и если бы не недавняя семейная трагедия, в предстоящие годы на троне находилась бы королева Шарлотта.
Но регент не хотел называть ее Шарлоттой.
Он остановил взгляд на шляпе с перьями герцогини и на лице под ней, искаженном страстью; женщина выглядела так, будто готова в любой момент расплакаться от гнева и разочарования.
– Ее следует назвать в честь ее матери, – произнес регент.
Вопрос был решен, девочку окрестили. Александрина Виктория.
Герцогиня покинула комнату с куполом в слезах. Александрина Виктория. Разве это имена королевы?
РАЗОЧАРОВАНИЕ АДЕЛАИДЫ
К восторгу Аделаиды, она опять забеременела.
– Я же тебе говорил, – сказал обрадованно Уильям. – Почему ты считала, что мне это не удастся! Дороти Джордан родила десять детей – одного за другим.
Аделаида перестала пугаться его несдержанности; она привыкла к ней и понимала, что это вызвано своеобразным простодушием Уильяма, которое нельзя было назвать непривлекательным. Теперь он не так часто прибегал к проклятиям, как раньше, и, казалось, стремился доставить ей удовольствие. Лучше, часто говорила она себе, чтобы он открыто высказывал все, что у него на уме, чем пытался обманывать ее.
