* * *
Здоровье короля вызывало настоящую тревогу. Его врачи запретили ему и думать о присутствии на похоронах отца. Даже народ, привыкший его ненавидеть, сейчас беспокоился о нем. Люди могли насмехаться и издеваться над ним, но они не хотели потерять его.
Врачи прописали ему воздух Брайтона, который неизменно приносил ему пользу, и как только стало возможным поднять его с постели, он отправился в «Павильон» с несколькими ближайшими друзьями и там попытался восстановить силы.
В Виндзоре старого короля похоронили со всеми положенными по его рангу почестями. Колокола звонили, трубы трубили, чтобы напомнить всем, что уходит король. Он прожил больше восьмидесяти лет – и девять из них, лишившись рассудка. Никто, в общем-то, не жалел о его смерти, и тем не менее многие помнили, что это был человек, всегда стремившийся исполнять свой долг.
Последние обряды были соблюдены. Началось новое царствование, но как долго оно продлится? Все задавались этим вопросом, потому что новый король наполовину инвалид, настолько распухший от подагры и водянки, что говорили, будто «в нем быстро поднимается вода». Он страдал от загадочных заболеваний; некоторые даже намекали на то, что бывают периоды, когда он страдает болезнью отца.
Возможно, что и так, но он король, и какими бы ни были его болячки, каким бы громадным ни было его тело, ему достаточно появиться на людях, чтобы ослепить всех, кто смотрит на него.
Новый король означал коронацию. А что же королева?
Георг IV не вызывал нелюбви в народе; он всегда может обеспечить развлечение.
В этом люди были правы.
Очень скоро по стране распространилась новость. Узнав о том, что она стала королевой Англии, домой возвращается Каролина, жена Георга IV, чтобы потребовать свои права.
ОНА БУДЕТ ВИКТОРИЕЙ
Аделаида и Уильям не могли жить в непригодных апартаментах в Стейбл-Ярде, и Уильям перевез ее в Буши-хаус. Она пришла в восторг от территории и от самого дома, который сочла идеальной загородной резиденцией, недостаточно торжественной для официальных приемов, но вполне просторной для приятной жизни.
– Дом очарователен, – сказала она Уильяму, который очень обрадовался.
– Я всегда так считал, – ответил он. – Здесь прошли некоторые из счастливейших лет моей жизни.
Аделаида улыбнулась. Она научилась совсем не ревновать, когда он ностальгически вспоминал о своей жизни с Дороти Джордан.
– Дети всегда его любили, – добавил герцог задумчиво. – Они считают Буши своим домом.
– Надеюсь, что они и дальше будут считать его своим домом.
Муж бросил на нее тот по-собачьи благодарный взгляд, который часто появлялся у него, когда он смотрел на нее.
Уильям хотел сказать ей, что когда женился на ней, то рассматривал ее лишь как средство произвести на свет наследника престола. Но постепенно положение изменилось, и все благодаря ей. Герцог это прекрасно понимал. Он и сам менялся. Он перестал быть тем грубым моряком, которым воображал себя. Георг сказал: «Уильям, Аделаида благотворно влияет на тебя. Ты больше не моряк, ты становишься джентльменом».
Он чувствовал, что должен нежно обращаться с ней – намного нежнее, чем обращался с Дороти. Аделаиде присуща какая-то хрупкость, а ее приятное спокойствие резко контрастировало с жизнерадостностью и вспыльчивостью Дороти. С Аделаидой невозможно ссориться. Конечно, он не питал к ней той бурной страсти, которую будила в нем Дороти. В общем-то, нелегко разобраться в своих чувствах. Создавалось впечатление, что, как будто помимо его воли, основой его семейной жизни становилась прочная привязанность. Он гордился этой спокойной приятной девушкой, своей женой. Конечно, она не красавица, но обладает чувством собственного достоинства, и ей хорошо служат ее очаровательные манеры.
Когда он пересек порог Буши-хаус, он испытал внезапный наплыв такого счастья, какого не испытывал со дня смерти Дороти. Его тревожили слухи о том, что она не умерла или – что еще хуже – умерла, но не может найти успокоения.
Как ни странно, но сейчас, когда Аделаида стояла рядом с ним в доме, который был домом Дороти, он смог обрести мир.
Повсюду были следы пребывания Дороти. Вместе с ней Уильям планировал парк, и ему стоило лишь мысленно оглянуться назад, чтобы увидеть Дороти на лужайке в окружении детей, сидящую там и смеющуюся с ними вместе, как она это делала в тех случаях, когда уходила от своих обязанностей в театре, чтобы прибежать домой. Он мог вспомнить, как она проказничает, как она это делала в роли Литтл Пикл, чтобы рассмешить детей. Ведь все это происходило, в общем-то, не так давно.
В Буши все напоминало ему о Дороти, но, как ни странно, когда Аделаида была рядом с ним, эти воспоминания не вызывали у него неприятных чувств. Он мог представить, как объясняет Аделаиде свои чувства к Дороти. Он хотел, чтобы она осознала силу той любви, позволившей им прожить так приятно двадцать лет и вырастить десять детей. И в конце герцог бросил ее, и она бежала из страны и умерла в присутствии одной лишь своей компаньонки. Казалось, что Аделаида поняла его мысли.
– Да, – сказала она, – дети должны и дальше считать его своим домом.
– Я передам им твои слова.
Уильям уже строил планы на будущее. Они будут жить здесь вместе – все неженатые – и внуки будут приезжать и навещать их; все будет так, как когда-то планировали они с Дороти, когда она покинет сцену. Она всегда мечтала бросить сцену и устроиться, наслаждаясь домашней жизнью. Только вместо Дороти во главе семьи встанет Аделаида, герцогиня Кларенская. Этот титул он никогда не мог дать Дороти.
* * *
Единственное, что расстраивало Аделаиду, это вечный конфликт, существовавший в ее новой семье. Она слышала, что Кенты стали так заноситься после рождения своей дочери, что оттолкнули от себя самого регента, и что Камберленды и Кембриджи были совершенно выбиты из колеи шумом, поднятым вокруг маленькой девочки в Кенсингтонском дворце, которую считали будущей королевой в силу того, что ее отец – самый старший член семьи, имеющий ребенка.
– Это нехорошо, – сказала Уильяму Аделаида. – И что же чувствует эта бедная женщина в Кенсингтонском дворце – она так недавно овдовела, и вся семья поднялась против нее. Думаю навестить ее, если ты не возражаешь.
Уильям, привыкший к здравому смыслу своей жены, у которой его было намного больше, чем у него, ответил, что если Аделаида хочет навестить Викторию Кент, то он не видит причин, по которым она не может этого сделать.
И Аделаида поехала в Кенсингтонский дворец, где ее с некоторым подозрением приняла Виктория.
– Хорошо, что вы приехали, – сказала Виктория, задаваясь вопросом, а не приехала ли Аделаида порадоваться ее горю. «Не беременна ли она? Если она родит сына, то это положит конец моим надеждам для Александрины».
