Апартаменты Стейбл-Ярда вряд ли были приспособлены для родов. Насколько было бы лучше, если бы ребенок родился в Буши, где она все подготовила к этому; но как она могла знать, что он появится на шесть недель раньше срока?
В конце концов мучения закончились, оставив Аделаиду больше мертвой, чем живой. Однако, когда она услышала крик и поняла, что это ее ребенок, ее радости не было предела.
– Маленькая девочка, – сказал герцог, стоявший у ее постели.
– Мое собственное дитя… наконец-то, – прошептала она.
* * *
Несколько дней казалось, что Аделаида не выживет. Однако радость от рождения ребенка была столь велика, что благодаря своей собственной воле к жизни ради него она начала понемногу выздоравливать. Через неделю после родов герцогиня была вне опасности и смогла сесть и взять дитя на руки. Маленькая девочка – прекрасная маленькая девочка!
– Я никогда не верила, что такое счастье возможно, – сказала она Уильяму.
Муж заверил ее, что столь же счастлив. Этот драгоценный ребенок станет королевой Англии, если у них не будет сына. Но он так тяжело пережил ее мучения, что не хотел и думать о том, чтобы она прошла через них еще раз.
– Что плохого в королеве? – спросил герцог. – Говорят, что англичане не возражают против них и любят их больше, чем королей.
– Как мы назовем ее, Уильям?
– Нам нужно согласие короля на то имя, которое мы выберем, потому что она… та, кто есть. Это может быть Анна или Елизавета… обе великие королевы.
– Анна или Елизавета, – прошептала Аделаида. – Мне больше нравится Елизавета.
* * *
Король приехал навестить свою маленькую племянницу.
– Прекрасно! Прекрасно! – сиял он, входя в комнату, чтобы посидеть у постели, и рассматривая Аделаиду. – А вы, моя дорогая?
– Мне с каждым днем все лучше, Ваше Величество.
– Для меня это самое приятное известие.
Георг выглядел моложе, чем в последний раз, когда она его видела. На нем был ненапудренный парик с локонами приглушенного каштанового цвета, который ему шел. Он прекрасно чувствовал себя в таких ситуациях, как эта – добрый монарх, любящий брат, бескорыстно радующийся за брата, у которого есть то, чего нет у него: любящей жены и наследника престола.
Король наклонился и похлопал ее по руке.
– Вы должны поправляться.
– Я так и делаю, причем быстро. Счастье – лучший лекарь.
Его глаза наполнились слезами, или это, возможно, были неискренние слезы. Так или иначе он промокнул глаза надушенным платком.
– Да продлится оно вечно, – сказал он. – И да благословит вас Бог, моя дорогая.
– Мы думали об имени для нашего ребенка и хотим получить на него согласие Вашего Величества.
– Ах, – сказал он, – в свое время эта малютка может стать королевой.
– Поэтому мы хотели бы назвать ее Елизаветой.
Он улыбнулся, вспомнив, что Кенты – несколько нарочито – хотели дать королевское имя своей дочери. А он отказал. Вместо этого им пришлось довольствоваться именем Александрина Виктория. И поделом им. Та женщина слишком сильно жаждала выдвинуться вперед.
– Отличный выбор, – сказал он. Аделаида пришла в восторг.
– Если бы вы позволили назвать ее в вашу честь – Георгианой…
– С одним условием, – сказал он, пустив в ход все свое обаяние, – она будет также носить имя своей матери.
– Елизавета Георгиана Аделаида.
– Ничто не доставит мне большего удовольствия, – сказал король.
* * *
Герцогиня Кентская была расстроена. Подумать только, герцогиня Кларенская – эта хрупкая женщина – успешно выдержала свое испытание и родила дочь!
Она пошла в детскую, где Александрина играла со своими кубиками с таким пониманием, уже проявляя интерес к картинкам и называя ее мамой.
«Подумать только, что у этого невинного младенца отняли принадлежащее ему по праву рождения!» – подумала герцогиня, готовая разразиться бурными рыданиями.
– Моя Дрина, мое дорогое дитя. – Она взяла на руки малютку, которая удивленно смотрела на мать широко открытыми голубыми глазами. Она привыкла к страстным объятиям и уже знала, что является очень ценной личностью.
– Мама, – ликующе произнесла она.
– Мой ангел! О, это жестоко… жестоко.
Пальчики Александрины ухватились за медальон, висевший на шее герцогини. Она попыталась его открыть.
– Это твой дорогой папочка, милая. О, если бы он только был здесь, чтобы разделить это горе со мной.
Александрина засмеялась и потянула к себе медальон, так что не оставалось ничего иного, как сесть и открыть его, чтобы показать ей картину.
– Твой папочка, Дрина.
– Папа, – повторила Александрина. – Мама… папа… – И засмеялась, поняв, какая она умная.
Соломенные кудри такие мягкие, голубые глаза такие ясные, такая нежная бело-розовая кожа – вся в целом она представляет собой картину здоровья. Каков тот другой ребенок, гадала герцогиня. Она не сомневалась в том, что болезненный. В бюллетенях говорилось, что мать успешно поправляется, а развитие ребенка идет хорошо. Насколько хорошо? – думала она.
Было бы большой трагедией, если бы кто-то встал на пути Александрины. И пока герцогиня Кларенская способна рожать детей, такая опасность будет сохраняться.
Фрейлейн Лезен вошла в детскую, и Александрина засмеялась от удовольствия. Пришла еще одна ее обожательница.
– Мама… папа, – позвала Александрина.
Лицо фрейлейн Лезен порозовело от удовольствия.
– Девочка так быстро развивается, Ваше Высочество, – сказала она.
Герцогиня кивнула головой, в то время как Александрина, продемонстрировав свой ум, величественно вздохнула, давая понять, что ей надоели медальоны и восхищение и она хочет вернуться к своим кубикам. Мать вернула ее на ковер и сказала фрейлейн Лезен:
– Говорят, что тот ребенок здоровый.
– Мало ли что могут говорить, – слегка презрительно сказала фрейлейн Лезен.
– Герцогиня добрая женщина. Я бы сказала, что она вне себя от счастья. Я могла бы радоваться за нее… но когда я думаю о том, что это означает для нашего ангелочка…
Фрейлейн Лезен кивнула.
– Я слышала, Его Величество посетил герцогиню.
– Меня он не навестил. Он вел себя крайне недобро при выборе имени для дорогой Дрины.
– Я слышала, что он попросил, чтобы ребенка назвали в его честь.
– Георгиана!
– Говорят, что первое имя Елизавета, затем Георгиана Аделаида.
