Мрачная угнетенность, испуг и отчаяние, словно тучи, сгустившиеся в оружейне, сами собой развеялись.
Собрание Элиты переросло в совещание Охотников с вожаками их стай. Все погрузились в серьезные беседы со своими Гончими. И для некоторых – я чувствовала – это была первая в жизни серьезная беседа с вожаком.
Внезапно Кент взглянул на перском и обомлел. Не говоря ни слова, он сгреб меня за локоть и с силой потащил за дверь. Даже теперь, весь израненный, он оставался дюжим дядькой и тащил меня легко, как игрушку. Да я не особо и сопротивлялась.
– Давай в медчасть, бегом, – приказал он, когда голоса в оружейне остались по ту сторону закрытой двери. – Я сейчас подойду.
Я не стала разбираться, о чем это он, и послушно припустила по коридору. Перском привел меня в медчасть: тут был лазарет, операционная и стационар для легкораненых. Я все никак не могла понять, зачем меня сюда послали. Но у входа в медчасть меня подхватила под локоть неизвестно откуда взявшаяся Джесси и пихнула в сторону лазарета.
– А что… – начала было я.
– Ты давай живее. Он тебя просит, тебя да Кента, а Кент-то уж поди бежит.
Джесси – девица рослая, плечистая. Она меня запросто в бараний рог скрутит и затащит, куда ей надо. Но я и так не противилась. Только кто это меня «просит»?
Я аж вздрогнула: свободных мест в лазарете вообще не было. А Джесси настойчиво толкала меня к одной из коек.
Возле этой койки стоял Молот.
А лежал на ней…
Я задохнулась от изумления. Но Джесси решительно пропихнула меня вперед, чтобы я встала напротив Молота, по другую сторону кровати. А сама склонилась над раненым и нежно положила ему руку на незабинтованное плечо.
– Вот, мисту Гвоздь, – сказала она, – Радка пришла. А Кент уж поди бежит.
И тут до меня дошло, что Джесси снова в форме – на этот раз в медицинской, в белом халате. Слева на груди у нее был приколот красный крест и вышито имя – «Джесси Паладин».
Гвоздя как будто с головы до пят отколошматили дубинами. Темнокожее лицо посинело от синяков; глаза совсем заплыли и почти не открывались. На лбу и на макушке красовались зашитые раны. А левая рука покоилась в лубке. Иными словами, выглядел он так, словно побыл грушей на чемпионате мира по боксу.
– Ждем Кента, – прохрипел Гвоздь. Голос звучал так, словно Гвоздь орал во всю глотку десять часов без передыха. А может, так оно и было.
– Его принесли пару часов назад, – пояснил Молот. Значит, вот почему его не было на собрании! – У него сотрясение мозга, ну и видно, что пришлецы славно на нем поплясали. Его Гончие сами отыскали спасателей и приволокли к нему. Как его доставили, я отпустил его стаю домой, а сам подтвердил опознание. Ну и вот… Валяется тут овощ овощем, бурчит какую-то бредятину как последний псих. То есть он всегда как псих, но обычно буйный, а сейчас тихий.
Раз Молот подкалывает брата, значит, опасности нет. С Гвоздем все хорошо. Можно выдохнуть.
– Эй, ты, придурок, я все слышал, – прохрипел Гвоздь.
Джесси вышла, чтобы встретить Кента у дверей и отбуксировать к нам. Оружейник приблизился к койке, и Гвоздь начал свой рассказ. Он рассказывал медленно, отдыхая после каждого предложения. И слова выговаривал не очень четко:
– Этот крысюк Ас звезданул мне здоровой стрелой-молнией по Щиту. Ну я и полетел вверх тормашками назад. Посадка вышла мягкая, кости целы остались. – Он замолчал, и Джесси, держа в руках стакан воды со льдом, всунула ему в распухшие губы соломинку. Гвоздь сделал пару глотков и продолжил: – Фигня в том, что угодил я прямиком в компашку гоблинов. И я им пришелся не по сердцу. – Гвоздь слабо поморщился, переводя дыхание. – Они как давай меня охаживать дубинками! Я кое-как выставил Щит, а сам думаю: вот засада, Гончим ко мне не прорваться, сам я долго не выдержу. Короче, решил, что мне конец. – Гвоздь умолк надолго. Джесси зависла над ним, как птица над гнездом. Наконец Гвоздь заговорил снова: – И вдруг ни с того ни с сего они от меня отстали. Перестали махать дубинами и расступились, как те волны Чермного моря
[10]. Я смотрю: а между ними идет Житель-Волхв. Весь из себя важный. Не такой, как был с Асом, совсем другой.
– В смысле другой? – спросил Кент, когда Гвоздь опять прервал рассказ.
– Красавец, – уточнил Гвоздь. – Житель был не дикий. Это во-первых. А во-вторых, судя по его виду, большая шишка у них там. Видал я хлыщей из Штраус Палаццо – им до того парня далеко.
У меня пересохло во рту. А оружейник настойчиво спросил:
– Ты уверен? Это был цивилизованный Житель-Волхв?
Гвоздь еле заметно наклонил голову – вроде как кивнул:
– Мы Волхвов нечасто видим, это понятно. Но такого Жителя ни с кем не спутаешь.
– А это важно? – укоризненно встряла Джесси.
– Да, – коротко ответил оружейник, и Джесси попятилась.
– Весь пурпурно-лавандовый, наряд роскошный, волосы такие, что любая красотка от зависти удавится. И лицо смазливое. Таких разве что в роликах фэнтези и увидишь. Парень точно на вечеринку собрался, уж никак не в бой.
Кент подумал немного и произнес:
– Что-то во всем этом звучит знакомо. Но что – никак не вспомню.
А я знай себе помалкивала.
Кент тряхнул головой:
– Ладно, не важно. А дальше что?
Гвоздь с усилием разлепил отекшие веки. Я разглядела, как в щелочках блеснули его глаза.
– Короче, я думал, он сейчас толкнет речь минут на пять, а потом кокнет меня – и дело с концом. Но нет. Он ни слова не произнес. Просто постоял надо мной. Но пока он стоял, твари меня не трогали.
Все вокруг прямо ахнули. Да и кто бы не ахнул? Беседы с Жителями-Волхвами всегда имеют летальный исход. И только мне одной известно, что бывают исключения.
– Я ему говорил что-то, – продолжил Гвоздь. – Но он молчал. Я не знал, что и думать. Но башку-то мне порядком расколотили, и насчет думать я по-любому был не силен.
– И это все? – с нажимом спросил Кент.
Гвоздь опять еле заметно кивнул:
– Он так и стоял надо мной, а потом я отрубился. Когда очнулся, Жителя не было, бой закончился и все стихло. Время шло к полудню. А вокруг меня Гончие несли караул.
– Значит, Псаймоны уже явились и мы отбили атаку, – отозвался оружейник. – Не скажу «победили», но худо-бедно справились. У Радки есть одна мысль. Расскажу, когда тебе полегчает.
