В моей груди вспыхивает надежда, когда я вижу грусть в ее глазах.
– Вы говорите о Брэди Монтгомери? – тихо спрашиваю я, впервые за год произнося имя отца вслух. Оно звучит непривычно на моем языке.
Ее глаза округляются.
– Откуда ты его знаешь?
Я с трудом сглатываю. Если я неправильно истолковала печаль в ее взгляде, это может плохо кончиться.
– Он мой отец.
Линн прищуривается, делая глубокий вдох через раздувшиеся ноздри.
– Не знаю, с чего бы дочери Брэди Монтгомери искать смотрителей. Должно быть, Элиза тебе очень дорога.
Я встречаюсь взглядом с Сэмом. Затем быстро опускаю глаза, чтобы выражение лица меня не выдало.
– Смотрителей больше нет. Мы ищем информацию о мертвой девушке, – встревает Олдрик. Впервые за все время он говорит так, будто сам не до конца во все это верит.
Линн достает пачку сигарет из заднего кармана и вытряхивает одну на ладонь.
Затем улыбается Олдрику, двигая сигарету языком, как джойстик. Что-то в этой улыбке вызывает у меня дискомфорт, будто убежденность Олдрика умиляет Линн.
– Что они хотели от Элизы? – тихо спрашивает Сэм. Женщина переводит взгляд на него.
– Я не спрашивала. Не хотела знать.
– Тогда почему она обратилась к вам за помощью? – не отстает он.
– Потому что я работала на Ивана. – Увидев мое вытянувшееся лицо, она ухмыляется пуще прежнего.
– Ивана Иллерию? Он мертв. Уже сотню лет как, – возражает Олдрик.
Линн прикуривает сигарету.
– Тот факт, что вы так мало знаете о смотрителях, лишь доказывает, что вы не должны лезть в дела Элизы Литтлтон.
Сэм переминается с ноги на ногу, но я беру его за руку. Он замирает от моего касания.
– Ладно. Предположим, мы вам верим. Как Иван Иллерия может быть еще жив?
– Мне плевать, верите вы мне или нет, – отвечает Линн, поднимая взгляд к потолку и выдыхая дым.
– Пожалуйста. – Слово срывается с моих губ прежде, чем я успеваю его обдумать. Если она решит не отвечать, мы окажемся в тупике.
Линн опускает на меня взгляд, задумываясь на мгновение. Не знаю, что она видит в моих глазах, но после этого женщина смягчается. Она выдыхает дым сквозь стиснутые зубы, а затем облизывает языком нижнюю губу.
– Если Иван отправлял за кем-то своих людей, несчастным не долго оставалось жить. Его дочь была потрошительницей. Настоящая крыса, но он ценил ее. Не столько потому, что она его плоть и кровь, а потому, что потрошители, как вам известно, встречаются редко. У нее была… татуировка на венгерском на шее, которая означала: «Тени – мое убежище. Свет – мой клинок». Она потрошила с пристрастием. Куда бы ни посылал ее отец… она делала свое дело, и делала хорошо. Нам точно не известно, как он может быть до сих пор жив, но ходят слухи, что он потребовал от нее достать бессмертие из аномала и отдать ему, вместо того чтобы отнести в Атенеум, где и положено быть выпотрошенным силам, – она косится на меня. – И он позаботился, чтобы его дочь и другие ей подобные избавились от всех предвестников, которые не хотели предоставлять свои услуги смотрителям.
Я застываю – кажется, даже мое сердце останавливается. Линн ждала подобной реакции. Я вижу это по тому, как она выдыхает дым в потолок.
– Он считал их слишком опасными. Стоило им совершить ошибку… как Иван находил их.
Я стискиваю зубы и чувствую взгляд Сэма на своем затылке.
Линн проводит языком по зубам.
– Все еще хочешь их найти?
Он уничтожил мой клан. Мой вид. Отбраковал и прижал к ногтю. Но я знаю, что ответить. Знаю, на кого поставить.
– Да.
Поскольку теперь я делаю это не только ради Элизы.
Я хочу взглянуть в глаза монстрам из моих кошмаров. Хочу знать, действительно ли они исчезли.
Должна знать, что их больше нет.
Брови Линн ползут вверх, и она пристально смотрит на меня. Затем на Сапфиру с Олдриком. А потом и на Сэма, будто пытается принять какое-то решение.
– Элиза во мне не нуждалась. Она хотела узнать, где искать скриба. Он мало с кем общается, само собой. У нас с ним общее прошлое и, возможно, я знаю, где его найти, – говорит Линн едким голосом.
– Так отведите нас к нему, – прошу я, пытаясь подавить радость при мысли, что скриб действительно существует.
Она задумчиво качает головой.
– Он очень ценит приватность. Вам понадобится встретиться с ним там, где он будет чувствовать себя в безопасности. Фестиваль Королевы ядов, – наконец отвечает она. – Вы слышали о нем?
– Тот, что на следующей неделе? – спрашивает Олдрик.
Линн кивает.
– Идите туда. А я тем временем пообщаюсь со скрибом. Если уговорю его встретиться с вами, то только там, поскольку это место достаточно анонимно. Но предупреждаю… скорее всего, он уделит вам лишь несколько минут.
Я поворачиваюсь к Сэму. Его голова опущена, но он поднимает на меня взгляд и пожимает плечами. Это наш лучший вариант.
Я киваю и снова перевожу взгляд на Линн.
– Мы согласны.
Она тоже кивает и достает еще одну сигарету.
– А теперь убирайтесь из моего дома.
Олдрик открывает дверь перед Сапфирой и Сэмом, а затем выходит сам, оглядываясь на меня. Я поднимаю палец, прося дать мне минуту, и поворачиваюсь обратно к Линн.
– Почему вы решили мне помочь?
Она выдыхает дым через нос и облизывает губы.
– Брэди Монтгомери выпотрошили за то, что он отказался использовать свои силы на мне.
Я замираю на секунду, переваривая эту информацию.
– Мой отец?
Линн кивает, глядя вниз и стряхивая пепел на деревянный пол. Когда она вновь поднимает взгляд, в ее глазах блестят слезы. Женщина пожимает плечами.
– Ты похожа на него.
25
– Нет. Если пойдешь сюда, я сделаю так, – говорит Эбигейл, выполняя подсечку и роняя меня на пол.
Сэм советовал мне отдохнуть сегодня, но я не хочу. Все мое тело в рубцах, руки покрывают синяки. Эбигейл прыгает на меня сверху, вытягиваясь вдоль всего моего тела, чтобы я не могла столкнуть ее. Но единственное, что хуже боли от ее захватов, это безделье и собственные размышления.
Я со всей силы поднимаю бедра и обхватываю ее талию ногами, а затем рывком переворачиваюсь и оказываюсь сверху.
– Хорошо, – хвалит Сэм, сидя на мате под боксерской грушей.
Рядом с ним лежит ежедневник, между страниц выглядывает ручка. На его брови новый порез, под глазом расцветает фингал, на скулах несчетное количество царапин и синяков, но в остальном он в порядке. Рой кидает ножик в фанерную доску в противоположной части зала. Каждые десять секунд раздается резкий стук.
