– Олдрик, нет! Подожди.
Тот встречается со мной взглядом.
– Что произошло? – спрашивает Анания, подбегая к нам, но придерживаясь тени.
Он опускается на колени рядом со мной; его страх набухает, грозя задушить меня. Я заставляю себя сделать вдох. Выдох.
Это просто страх.
– Что ты наделала? – кричит он с нескрываемым ужасом в голосе.
«Что ты наделала?»
Слова трепещут в моей памяти, как крылья летучей мыши в ночи. Я вспоминаю своего отца.
Свой первый раз, когда я вытащила чужой страх.
Он проигрывается в моей голове, и меня будто придавливает чем-то тяжелым. Влажный камень и кровь. Мужчина в костюме, идущий по проулку.
Видение расширяется, являя страх целиком, словно он ютился в моем сознании, как проволока для ловушки, с самого утра, когда я потянулась своей магией к отцу.
Я вижу все происходящее так, будто сама там нахожусь.
Отец лежит на земле, выглядя на двадцать лет моложе, чем этим утром, и тяжело дышит. Из его груди течет кровь, просачиваясь сквозь пальцы на асфальт. Линн – ее волосы были белыми даже в подростковом возрасте – стоит спиной к кирпичной стене и наблюдает круглыми глазами, как мой отец истекает кровью.
Мужчина полностью поворачивается. Он всегда останавливался на полпути, но сейчас я вижу его целиком.
От узнавания из моих легких выходит весь воздух.
– Иван! – зовет кто-то у выхода из проулка.
Это Иван.
Имя, которое преследовало меня в кошмарах.
Вот только его лицо мне знакомо и уже не скрыто тенью.
Красивое лицо. Он выглядит моложе, но его все равно ни с кем не спутать.
Это Анания.
Я возвращаюсь в реальность, шестеренки в моей голове активно крутятся, пытаясь соединить кусочки пазла, чтобы при этом не выдать себя.
Он сидит напротив меня. Иван, глава смотрителей.
Все это время это был он.
Я уворачиваюсь от этой мысли. Сейчас нужно сосредоточиться на Сапфире. Нужно вернуть ее.
Я выдыхаю и позволяю страху рассеяться. Он возвращается в Ананию, и Сапфира откашливается, ее веки с трепетом поднимаются.
Анания тянется к ее щеке, и я вижу прямо под его манжетами… которые он вечно тщательно поправляет…
Знак дельца. Осознание приходит ко мне с такой силой, что у меня перехватывает дыхание.
Иван – делец? Как это возможно?
Я вспоминаю его страх. Он боится потерять контроль. Потерять власть, которую дал ему этот турнир.
Потерять… Сапфиру. Все становится по местам.
Анания боится ее смерти. Он не реверсор.
Это Сапфира.
Олдрик выдыхает с облегчением, и я встречаюсь взглядом с Иваном. В этот момент я понимаю, что он догадался о моем поступке. Он поправляет манжет, чтобы прикрыть татуировку.
Я поднимаюсь и становлюсь ближе к Олдрику, будто могу защитить его от гнева Ивана.
Воздух между нами потрескивает от электричества, от предвкушения. Мне стоит бежать. Кричать.
– Ты не могла просто оставить все как есть, да? – цедит Иван с нотками разочарования.
А затем поднимает руку, и в мою шею вонзается маленький дротик.
Весь мир погружается в темноту.
33
Я просыпаюсь на холодном полу. Голова раскалывается. Мне требуются все силы, чтобы подняться в сидячее положение. Я в камере. В каменной стене напротив вырезано окно, через которое льется лунный свет.
– Сапфира? – зову я.
– Она в порядке, – раздается голос в темноте. По другую сторону решетки.
Иван выходит на свет.
– Олдрик? – спрашиваю я.
– Тоже в порядке.
Я пытаюсь призвать покалывающее чувство в ладони, но тщетно. Мое тело охватывает сонливость, пугающая меня до мозга костей.
– Даже не пытайся использовать магию. Доза яда миазмы, которую мы тебе ввели, продержится всю ночь.
– Где мы?
– Тебе тут нравится? – Иван берется за прутья, опуская голову, и разминает плечи. Затем довольно кряхтит и выпрямляется.
– Я позаимствовал эту идею у римлян. У них тоже были клетки под бойцовскими рингами. Сейчас мы находимся под моим новым проектом – репликой Колизея. В обычной ситуации мои чемпионы ночевали бы в номере четырехзвездочного отеля, но мы не там, как ты могла заметить.
Он открывает дверь в клетку. Лязг металла отдается болью в моем черепе, и я отползаю к дальней стене. Заметив мой страх, Иван замирает.
– Я не собираюсь причинять тебе боль, Веспер, если ты об этом беспокоишься.
Будто в доказательство своих слов, он присаживается и наклоняет голову, чтобы наши глаза оказались на одном уровне. Наконец я поднимаю на него взгляд, игнорируя кричащий ужас от этих слов, проигрывающихся снова и снова в моей голове. Иван. Это Иван.
– Вы пытались убить моего отца, – сиплю я.
Обвинение не вызывает у него никаких эмоций. Он смотрит на каменную стену в дальней части клетки.
– Я не желал ему смерти, Веспер. Но ты знаешь свою силу. Знаешь, какой она может быть опасной. Я пытался защитить его.
– Вы бросили его истекать кровью в переулке за прачечной! – сплевываю я, и мой страх сменяется яростью.
Иван поджимает губы.
– Я был молод. И… мстителен. – Он задумывается на мгновение, а затем качает головой. – Я совершал много поступков, о которых жалею.
Я начинаю дрожать. Иван на секунду выходит из клетки и возвращается с пледом. Затем протягивает его мне, но я не шевелюсь. Он все равно накидывает его мне на плечи. Мне хочется вздохнуть от облегчения, но я не удостою его такой радостью.
Он прислоняется спиной к прутьям.
– Где Сэм? – выдыхаю я, изучая клетки в противоположной части прохода за Иваном. Он смеется. Невесело, чуть ли не злобно.
– О, можешь не беспокоиться о нем. Сэм в безопасности. Моя дочь об этом позаботилась.
Я подаюсь вперед, его ответ так завлекает меня, что я забываю контролировать выражение своего лица. Ивану, должно быть, нравится мое любопытство, поскольку он наклоняется вперед.
– О да. Сэм Харди был как заноза в моей заднице еще до того, как дочь предала меня. Но она попросила помощи у скриба – который тоже не питал ко мне теплых чувств, – чтобы найти блюстителя и наложить на Сэма защитное заклинание. Я не должен к нему прикасаться. Не могу поговорить с ним о ней. И в своем ослабленном состоянии я не могу этому противиться.
– Ослабленном? – переспрашиваю я.
