Кинг говорит и о символике:
«Символика не обязательно должна быть трудной и безжалостно заумной. И она не обязана быть сплетена сознательно, как турецкий ковер, на котором расставляется мебель сюжета….Просто еще одна косточка (или целый их набор) в ваших раскопках. Это если она там есть. А если ее нет, то что с того? Сама вещь ведь все равно существует?
Если она есть и вы ее заметили, я считаю, что ее надо достать со всей возможной аккуратностью, оттереть от земли, пока она засверкает, а потом огранить, как гранит ювелир драгоценный камень».
Почти век назад Лев Кулешов, основатель русской школы кино, провел эксперимент. Он снял крупным планом лицо актера Ивана Мозжухина со сложным, неоднозначным выражением. И еще три плана: тарелку горячего супа, ребенка в гробу и молодую девушку на диване. После этого он нарезал пленку, проще говоря – сделал монтаж – и получил три микрофильма. В каждом из них было по два кадра: портрет Мозжухина шел вначале, а после него – суп, ребенок, девушка.
Эти микрофильмы продемонстрировали зрителям, и в их мнениях об эмоциях актера не возникло разногласия. Все ответили, что в первом случае человек голоден и думает о супе, во втором – скорбит, а в третьем – очарован лежащей девушкой.
Но Кулешов‐то знал, что лицо актера не менялось. Это был один и тот же кадр, к тому же снятый заранее.
Эксперимент этот родом из кино и известен во всем мире как «Эффект Кулешова», но работает и в литературе. О чем он? О том, что если поставить рядом два кадра – между ними возникает совершенно новый смысл. О том, что содержание последующего кадра меняет содержание предыдущего.
То же происходит и в прозе. Пока вы пишете, сцена за сценой, свой рассказ или роман, к нему все время добавляются новые смыслы. И заметить их часто можно только на этапе монтажа. Вот вы поставили рядом два образа – и между ними возникла связь. Но вот вы поменяли их местами, добавили третий – и эта связь изменилась.
Конечно, когда у вас нарабатывается писательский опыт, вы начинаете видеть все больше и больше сразу. И порой большая идея является сразу. Но совершенно точно писать можно и без нее: пусть приходит, когда ей вздумается – а вам есть чем заняться в ее ожидании.
Шкловский писал, что каждое литературное произведение – это новый монтаж мира, новая неожиданность, новое появление.
Можно ли требовать от этой неожиданности стать нам полностью понятной сразу? Я думаю, что лучше (и эффективнее) доверять истории: если она трогает вас, она найдет отклик и у других. И, пока вы пишете, у вас достаточно времени, чтобы понять, о чем ваша история в самом широком смысле – и проявить этот смысл в тексте. Просто начинайте свои раскопки – с любого места – и вы в конце концов откопаете прекрасный город.
Принято говорить, что книга – это история трансформации героя. Но я думаю, что в хорошей истории меняется не только герой. Меняется и автор. Вы узнаете себя лучше, проходя путь вместе с персонажем. И начинаете видеть совсем другие – куда более масштабные – идеи.
Пока история не написана, мы зачастую еще не знаем, а лишь предчувствуем ее идею. Помните мультфильм «Корпорация монстров», сделанный студией Pixar? Несмотря на то, что Pixar – самая коммерчески успешная анимационная студия в мире за всю историю кинематографа, что над каждым ее мультфильмом работает команда профессионалов, создание некоторых историй занимает у них годы. И начинается работа порой не с большой идеи, а, скажем, с забавного персонажа.
О том, как рождался мультфильм, рассказывал его создатель Пит Доктер в одном из интервью:
– Когда я начал работать над «Корпорацией монстров», я рассказывал о ней так: это история о монстре, который зарабатывает на жизнь тем, что пугает детей. Это его работа! Он приходит, уходит, ест пончики, говорит о профсоюзных взносах. Мы думали, это классная и веселая идея. И, когда я рассказывал ее людям, они улыбались. Но, когда мы стали переводить эту историю в фильм, зрители скучали, вертелись и говорили: «Я не понимаю, о чем это кино».
В конце концов я понял, что это история не о монстре, который зарабатывает на жизнь тем, что пугает людей. Это история о том, как мужчина становится отцом. Я сам в то время становился отцом…
Идея укрупнилась, не правда ли? Создателям мультфильма понадобилось несколько лет, чтобы понять, о чем же эта история на самом деле. «Правда в том, что наши истории не всегда получаются идеальными с первого раза. И со второго, и с третьего, и с четвертого, вплоть до тридцатого раза» (перевод с английского мой. – Е. О.).
Так часто бывает с автобиографическими историями. Человек начинает писать их, к примеру, фокусируясь на своих переживаниях. Но при работе над текстом ему приходится рассматривать и понимать правду каждого персонажа. Так постепенно он встает над ситуацией – и ему открывается, о чем все это в широком смысле.
Все эти размышления уложила в одну фразу Энн Ламотт, автор книги «Птица за птицей»: «Слушайте свою брокколи! И она научит вас, как ее есть».
Резюме главы:
1. Большая идея может проявиться, когда текст уже написан.
2. Вы можете просто идти за историей, писать ее, не зная, о чем она.
3. Даже у Стивена Кинга символы и отсылки к Библии появляются не сразу, а когда черновик закончен.
4. Если поставить рядом два кадра, образа, события – между ними возникает совершенно новый смысл.
5. Слушайте свою историю – и она расскажет вам, как писать ее.
Упражнение:
Вспомните и опишите одно из застолий, в котором вы участвовали. Это может быть семейный новогодний ужин, поход на свидание в ресторан, пикник в парке, привал в горном походе – что угодно. Опишите его максимально подробно: готовили ли вы блюда или, может быть, долго изучали меню? Какой именно была еда, как она пахла и выглядела, в какой манере ел каждый из участвовавших? Набрасывались ли вы на еду, или смаковали ее, или скрывали, что не едите мяса, чтобы никого не обидеть, или пытались понять, нравятся ли ваши блинчики любимому человеку? Может быть, вы кормили больного с ложечки? О чем вы разговаривали? Какие отношения были между собравшимися? Просто опишите все, что было.
А теперь посмотрите на написанное с точки зрения вечных сюжетов. Что делают люди, когда они едят вместе? Что это за мотив? Совместная трапеза отсылает нас к теме причастия. В большинстве религий вы найдете обряд или церемонию, в которой единоверцы едят вместе. Это символ объединения, мира, причастности к чему‐то большему, соединенности, доверия.
В том, как люди едят, видно и их самих, и их отношения. Предательство во время трапезы выглядит хуже, чем просто предательство. Именно поэтому в литературе совместная еда так часто выступает фоном: если отравить кого‐то, то за едой – то есть в момент кажущегося единения; если устроить скандал, то за обедом, когда все должно бы идти мирно; если отречься и предать – так за Тайной вечерей.
