Генриху следовало бы не жалеть усилий, чтобы исправить ошибки, совершенные отцом, однако король, казалось, не отдает себе в этом отчета.
Ричард знал, что главный рассадник недовольства – столица. Люди принца заходили в таверны, гуляли по порту, подглядывая и подслушивая.
Народ роптал против родственников королевы. А ведь Санча тоже приходилась королеве родственницей…
Принц не раз заводил с женой разговор на эту тему, надеясь, что Санча воздействует на Элеанору, а та, в свою очередь, вразумит короля.
Санча и в самом деле была рассудительней, чем ее сестра, да и нравом поспокойней. Она внимательно выслушала мужа, но могла сказать лишь:
– Элеаноре невозможно втолковать то, чего она не желает слышать.
– Это мне известно, – вздохнул Ричард. – Не могу понять, ведь она так умна.
– Элеанора считает, что ей любая задача по плечу. Стоит ей только захотеть – и все ей удастся.
– Но ведь речь идет о целом народе. Если народ восстанет против своих правителей… Англичане долготерпеливы, но бывает достаточно одной искры, и возгорается большое пламя.
– Вас это тревожит, Ричард?
– Я предчувствую большие беды. Может быть, это произойдет еще не завтра, но горизонт затянут тучами. Да и ваш дядя Бонифас…
– Эту историю уже все забыли.
– Забыли? Никогда! У лондонцев длинная память. Настанет день, когда Бонифасу припомнят монастырь святого Варфоломея. Крайне неприятный инцидент. Санча, попытайтесь втолковать вашим родственникам, что с англичанами нужно быть поосторожней. Наш народ не таков, каким кажется на первый взгляд. Можно подумать, что англичане тихи и боязливы. Вовсе нет! Это не робость, а вялость, сонливость, нежелание делать резкие движения. Но, когда у англичанина накопится, он словно срывается с цепи, и тогда остановить его уже невозможно.
– Я сделаю все, что смогу.
Принц кивнул:
– У лондонцев занозой в сердце сидит «Квинхайз». Это незаживающая язва. Я пробовал объяснить Элеаноре, что всякий раз, платя налог, купцы кроют королеву последними словами. Именно королеву, а не короля, ведь Генрих – англичанин, а Элеанора – иностранка. С «Квинхайзом» нужно что-то делать. Я попробую поговорить с королевой еще раз.
– Я вижу, вы и в самом деле обеспокоены, – нахмурилась Санча.
– Я был слишком мал, когда бароны восстали против моего отца, но, Бог свидетель, меня с детства воспитывали на этом примере. Питер де Моле и Роджер д'Акастр без конца твердили мне об отце, когда я рос в замке Корф. Мои воспитатели думали, что я могу когда-нибудь стать королем.
– И вам кажется, что Генрих идет по пути своего отца?
– Не совсем. Генрих – человек добрый, религиозный, он верный муж и преданный отец. Однако государством он правит неразумно. Стоит королю оступиться, и сразу же подданные начинают шептаться о «Великой Хартии».
– Что вы намерены предпринять, Ричард?
– Все, что угодно, лишь бы спасти брата.
Еще несколько лет назад Ричард был бы настроен совсем иначе. Он воспользовался бы всеобщим недовольством, чтобы вместе со своими сторонниками свергнуть короля и усесться на его место. Однако теперь принц свято блюл интересы брата и хотел во что бы то ни стало защитить его трон.
Принц тоже немало времени проводил в Виндзоре, потому что там, вместе с королевскими детьми, воспитывался его сын Генрих. Санча так пока и не наградила Ричарда потомством, зато Генрих вселял в сердце отца отраду. Он рос мальчиком умным, красивым, способным. Генриху исполнилось десять лет, о лучшем сыне Ричард не мог и мечтать. Поневоле приходилось добрым словом вспоминать покойницу Изабеллу.
Маленький Эдуард тоже подрастал, но, в отличие от своего кузена, частенько прихварывал, чем буквально сводил с ума своих родителей. Девочки были милы и очаровательны, и король не мог нарадоваться на свое семейное счастье.
Если бы только Генрих проявлял больше осмотрительности и сдержанности в отношениях с родственниками жены! Ведь все эти щедрые подношения оплачивались из кармана подданных. Глупо, очень глупо, думал Ричард. До такой степени глупо, что граничит с безумием.
Когда Ричард явился к королеве для разговора, Элеанора вместе с придворными дамами вышивала гобелен. Вид у королевы был такой блаженный, что принц присмотрелся к ней повнимательней. Господи, неужели она снова беременна?
– Мой дорогой братец! – обрадовалась Элеанора гостю.
Она всегда благоволила Ричарду, а теперь, после того, как он женился на Санче, – вдвойне.
– Сударыня, – поклонился Ричард, целуя ей руку.
Слегка приподняв брови, он дал понять, что хочет побеседовать с королевой наедине, и она тут же отослала придворных.
– Как поживает моя сестра?
– Очень хорошо.
– Мы с ней виделись совсем недавно, а я уже соскучилась. Как хорошо, что Санча приехала в Англию.
– Да, ей здесь нравится.
Ричард присел на табурет рядом с королевой.
– У вас сегодня такой счастливый вид, – с намеком сказал он.
– Так вы догадались?
– Ага, значит, я не ошибся. Представляю, как радуется Генрих.
– Он на седьмом небе. На этот раз должен непременно родиться мальчик.
– Что ж, Эдуарду брат не помешает.
– Он сказал, что сестры ему не нравятся, а вот брат был бы очень кстати. Ваш Генрих и наш Эдуард – хорошие друзья.
– Мой Генрих – прирожденный дипломат.
– А Эдуард так ласков и великодушен.
– Мне известно от моего сына, мадам, что Эдуард – образец всяческих добродетелей.
Королева рассмеялась:
– Перестаньте, Ричард, я знаю, что вы столь же высокого мнения о собственном сыне.
– Как хорошо, что у нас такие удачные дети! Я готов разговаривать о них весь день, однако сегодня я пришел не за этим.
– Слушаю вас, Ричард.
– С вами так приятно разговаривать… – Ричард знал, что немного лести в разговоре с Элеанорой не помешает. – Дело в том, что я встревожен.
– Чем же? – насторожилась королева.
– В стране зреет недовольство. Особенно в Лондоне.
– От лондонцев вечно одни неприятности.
– Это гордый и независимый народ.
– Они считают, что Лондон и есть Англия, что им ни в чем нет равных.
– Так оно и есть, миледи, если говорить о торговле, богатстве и влиянии. Нельзя забывать, что купцы и торговцы определяют благосостояние страны. А они-то и недовольны.
– Недовольны евреи.
– И они тоже.
– У евреев в этой стране нет никаких прав. Раз они живут в Англии, пусть платят за эту привилегию.
