– Тебе говорит о чем-нибудь имя Тони Баретта?
Кто это? Как он со всем этим связан?
– Определенно нет. – Грин сам ответил на свой вопрос. – Когда ты пропала, твоя подруга Тина – вы сидели за одной партой, но ты, возможно, этого совсем не помнишь – рассказала полиции, что у тебя в тот февральский день было назначено свидание с Тони: он ходил в ту же школу и передал через друга, что хочет тебе что-то сказать.
Доктор боялся, что продолжение истории не понравится ей.
– Только поэтому мальчик возглавил список подозреваемых, – продолжал Грин. – Полицейские даже предполагали, будто он тебя убил и избавился от тела. – Доктор устремил на нее серьезный взгляд. – Но я думаю, что Тони Баретта просто хотел объясниться тебе в любви… Ему, как и тебе, было всего тринадцать лет.
Несколько секунд оба молчали.
– Извини, не хотел тебя расстраивать. Это не твоя вина. Но то, что произошло с тобой, отразилось на многих. Все они – невинные жертвы, так же как и ты. Они заслужили, чтобы мы за них болели душой. Даже ты, поверь.
Что-то кольнуло у нее в груди.
– Что я теперь могу для них сделать?
– Помоги мне поймать монстра. – Грин поменял ленту в магнитофоне. – Сэм, необходимо приложить больше усилий, – неожиданно сурово проговорил он. – У нас мало времени, ты должна мне хоть что-нибудь дать… Ты это понимаешь, правда?
– Я не знаю… – Фраза оборвалась: Саманта ни в чем не была уверена.
– Может, пока еще ты не сможешь рассказать все, но постарайся вспомнить хоть какие-то детали: какого он роста, какой у него голос…
Девушка поглядела доктору в лицо:
– Он никогда не говорил со мной.
Грин ответил не сразу, сначала включил запись.
– За пятнадцать лет – ни единого слова?
– Думаете, я сумасшедшая, да?
– Вовсе нет, – поспешил возразить доктор. – Это вопрос веры. – Он посмотрел ей в глаза. – Видишь ли, Сэм, многие люди убеждены в том, что за их существованием постоянно следит некая высшая сила. Ее называют Богом и приписывают власть над земным бытием. Хотя эти люди не могут Его видеть, они знают, что Бог есть. А также убеждены, что Бог как-то связан с их присутствием в мире и с целью их жизни. Без Него они бы чувствовали себя потерянными, брошенными. Они нуждаются в Боге.
– Вы хотите сказать, что я нуждаюсь в том монстре? Что я его оберегаю?
– Нет. Ты хочешь, чтобы я поверил в существование кого-то, кого ты никогда не видела и не слышала, и я готов с тобой согласиться: я на твоей стороне. Но какие-то вещи нуждаются в разумном объяснении. Например, как тебе удалось бежать после стольких лет?
Она никак не могла взять в толк, чего хочет от нее доктор Грин. Чего он добивается? В этот момент что-то тихо загудело.
Доктор достал мобильник из пиджака, висевшего на спинке стула. Пришла эсэмэска.
– Мы вводим тебе средство, нейтрализующее психотропные препараты, и скоро оно поможет тебе вспомнить, – проговорил он, читая сообщение. – А теперь ты должна меня извинить: я отлучусь на минутку.
Доктор встал, бросил взгляд на капельницу, соединенную с рукой Саманты, и направился к выходу.
– Доктор Грин, – позвала она. – Вы не могли бы оставить дверь открытой?
Он улыбнулся:
– Я чуть-чуть ее приоткрою, хорошо?
Она кивнула в знак согласия. Доктор оставил узкую щель, через которую она могла разглядеть больничный коридор. Нельзя было понять, ночь на дворе или день. Но дежурный полицейский по-прежнему пребывал на посту, спиной к двери. Стояла приятная тишина – звуки больницы слышались, но в отдалении. Хотя веки смыкались, Саманта боялась заснуть. Была уверена, что во сне он вернется.
Тогда-то и зазвонил желтый телефон.
Страх пронизал все ее тело, притянул к постели, будто к огромному магниту. Она медленно повернула голову к тумбочке.
Телефон звонил не переставая. Требовал внимания к себе.
Краем глаза она проследила за реакцией полицейского, что сидел за дверью. Он не сдвинулся с места. Она хотела окликнуть его, позвать на помощь. Но страх сжимал горло, не давая произнести ни слова.
Тем временем звонки вонзались один за другим в тишину, обволакивающую, будто вата. Как призыв или как угроза.
Одна часть рассудка отрицала очевидное. Другая, наоборот, нашептывала нечто такое, чего она не желала принять. А именно: что на другом конце провода старый знакомый – старый друг, он звонит, чтобы сообщить: скоро, очень скоро он придет за ней.
Чтобы отвести домой, в лабиринт.
Она хотела встать, убежать от телефона. Но загипсованная нога не позволяла сдвинуться с места. Тогда она повернулась к зеркальной стене. Грин говорил, что за ней – полицейские, которые слышат каждое слово. Неужели сейчас там нет никого? Она подняла руку, пытаясь привлечь их внимание. Одновременно повернулась к двери и наконец тонким голоском стала звать полицейского:
– Простите… Простите… – твердила она в ужасе, но и смущаясь, поскольку осознавала, что страх может лишить разума.
Но тут звонки прекратились так же внезапно, как и начались.
Теперь она слышала только собственное судорожное дыхание. И назойливый свист в ушах, отражение того дьявольского звука. Она еще раз повернулась к телефону, удостовериться, что он в самом деле прекратил звонить. Да, действительно: аппарат снова молчал.
К счастью, ей на помощь пришел знакомый звук: она узнала позвякивание ключей, которые доктор Грин носил на карабине, прикрепленном к поясу. Вскоре дверь отворилась, и врач вошел в палату.
– Сэм, с тобой все хорошо?
– Телефон, – показала она. – Телефон звонил.
Он подошел к постели.
– Успокойся, это просто недоразумение. Кто-то ошибся номером.
Но она не слышала, что ей говорят. Даже не слушала. В ее уме обретала форму некая туманная мысль. Звонки телефона пробили дорогу в памяти, и нечто вроде смутного воспоминания выходило наружу. Память о звуке.
Простите… Простите…
То был ее голос, то были те же слова, какие она только что произнесла, пытаясь привлечь внимание дежурного полицейского. Но теперь слова звучали у нее в уме, ведь она сама произнесла их в другое время, в другом месте…
Она идет по лабиринту. В конце длинного серого коридора – железная дверь. Дверь заперта. Всегда была заперта – она это помнит совершенно точно. Но теперь за дверью слышится звук.
Будто кто-то скребет по железу.
Звук негромкий: то ли мышка прогрызает нору, то ли жучок точит дерево. Но в тишине лабиринта малейший шорох кажется грохотом. И она расслышала шум из своей комнаты. И явилась, чтобы выяснить, откуда он.
