– Зачем вы мне это рассказываете?
– Причина простая, Сэм. – Грин потянулся к ней. – Я хочу, чтобы ты навсегда избавилась от этого кошмара. Ты лучше меня знаешь, что, если мы не схватим его, ты, выйдя из больницы, так и не сможешь вернуться к нормальной жизни…
Она скосила взгляд на желтый телефон, стоявший на тумбочке. Доктор прав: хватит бояться всего на свете. Если совсем недавно ее смертельно напугал обычный телефонный звонок, что станется с ней во внешнем мире? Не всегда же за дверью будет сидеть полицейский, готовый защитить ее. Даже если ей дадут новое имя и предоставят безопасное место, где она сможет жить, все равно она каждый день будет проводить в страхе, что он вернется.
– Что я должна сделать? – спросила она решительным тоном.
– Я бы хотел попробовать что-то более… радикальное, – объявил Грин, бросив быстрый взгляд на зеркальную стену, будто ища одобрения у тех, кто наблюдал за сценой извне. – Если ты согласна, я увеличу дозу препарата, выводящего психотропные вещества. – Он показал на капельницу, прикрепленную к ее руке.
Проследив за взглядом доктора, она посмотрела на склянку с прозрачной жидкостью:
– Это опасно?
Грин улыбнулся:
– Я ни за что не стал бы рисковать твоим здоровьем. Единственное противопоказание – то, что ты быстрее устанешь и нам придется ненадолго прервать нашу беседу, чтобы ты смогла восстановить силы.
– Хорошо, давайте, – согласилась она без колебаний.
Грин встал, принялся возиться с капельницей. Подкручивая клапан, который регулировал поступление лекарства, снова обернулся к ней:
– Теперь ты должна выбрать какую-нибудь точку в комнате и сконцентрироваться на ней.
– Я ведь не потеряю контроль над собой? – робко осведомилась она.
– Я не собираюсь гипнотизировать тебя, – успокоил ее доктор, включая записывающее устройство. – Это упражнение, которое поможет тебе расслабиться.
Она стала глазами искать какой-нибудь знак или предмет, нейтральный, ни о чем не говорящий. Выбрала еле заметное влажное пятно на стене перед кроватью. Оно было правильной формы, чем-то напоминавшей сердце.
Сердце стены, невольно улыбнулась она и объявила:
– Я готова.
– Сэм, был ли такой момент, когда ты в лабиринте была счастлива?
Что за дурацкий вопрос?
– Счастлива? – переспросила она с обидой. – С какой стати мне быть счастливой?
– Знаю, тебе это кажется странным, но мы должны изучить досконально все, что ты могла пережить… В конце концов, ты провела там пятнадцать лет, не думаю, чтобы все эти годы ты испытывала только страх или ярость. Иначе тебе не удалось бы так долго протянуть.
– Привычка, – обронила она, даже не понимая, откуда явилось это слово. Броня, помогавшая ей выживать, состояла из маленьких ритуалов, наполнявших дни. Встать, расчесать длинные волосы, поесть, сходить в туалет, сложить одежду, постелить постель, лечь спать.
– Видишь ли, Сэм, страх – лучшая защита для монстров: эмоции подавляют память. Если мы хотим вспомнить что-то о твоем похитителе, нужно поискать его где-то еще. Не только в пакостях, но и в приятных вещах.
По правде говоря, если и выдавались какие-то хорошие минуты, ей было неудобно в этом признаваться. Как будто она тем самым становилась сообщницей собственного палача. Уставившись на сердце стены, Саманта стала рыться в памяти…
Она стоит на коленях на полу, погрузив руки в тазик с холодной водой. Стирает белье. Она в бешенстве: пришлось пожертвовать одной из небольших канистр, которые ублюдок позволяет ей время от времени находить и которые обычно приходится растягивать, чтобы не умереть от жажды. Но у нее месячные, и осталась всего одна пара трусиков. Проклятый сукин сын. Она сложила две стороны кубика и попросила прокладки: кричала, бродя по лабиринту, надеясь, что он услышит. Что тебе стоит принести пачку прокладок, вонючий козел? Она бормочет проклятия еле слышно, потому что всегда боится возмездия. Чешется нос, она вынимает руку из тазика и хочет почесать его кончиком пальца. И невольно поднимает взгляд.
Какая-то скользящая тень мелькает перед порогом комнаты.
Она в страхе кричит, отпрыгивает назад, падает на пол. Черт, неужели крыса? Боже, какая мерзость. Она могла себе представить, что крысы тут водятся, ведь лабиринт определенно под землей. Но ни разу не видела ни одной. Она воображает, как огромная зверюга со слипшейся шерстью выпрыгивает из унитаза. Вспоминает, что та малость съестного, какая еще осталась, хранится в соседней комнате. Ладно консервные банки, что с ними сделается, но крыса может прогрызть пакет с хлебом в нарезке или пластиковые упаковки с отвратительной ветчиной в желе, которые ублюдок закупает в огромном количестве на распродажах в супермаркете. По ней, так пусть бы крыса сожрала ее всю. Но пища – это топливо, твердит она себе, когда кусок в горло не лезет. Она нужна, чтобы сопротивляться, выживать.
Выживать день за днем. Всегда быть готовой к новой игре.
Поэтому, как ни противно, нужно пойти в соседнюю комнату и посмотреть. Она встает и тут понимает, что у нее нет никакого оружия для охоты за крысой. Ни палки, ни башмака, чтобы запустить в нее. Зато можно взять наволочку, положить туда немного еды и приготовить ловушку. Да, так можно сделать.
Она выходит в коридор, оглядывается, нет ли где крысы. Нет, пусто. Направляется в ту сторону, куда мелькнула тень. Проверяет все комнаты, пока не подходит к той, где устроила кладовку.
Консервные банки, канистры и прочие скудные припасы свалены в углу. Она смотрит туда, не решаясь переступить порог. Потом все-таки заходит.
В самом деле, посреди небольшой кучки что-то шевелится.
– Эй! – кричит она, будто этим можно спугнуть помойного грызуна.
Словно в ответ, одна из жестянок падает с пирамиды и катится к ее ногам.
Она снова кричит. Но потом подбирает жестянку с пола, потрясает ею, как грозным оружием. Размозжить башку пакостной твари. Подходит медленно, шаг за шагом. Все ближе и ближе. Незаметно, чтобы кто-то двигался, но она все равно заносит руку, готовая нанести удар. Застывает на месте.
Посреди запасов еды не крыса, а котенок, он с любопытством смотрит на девочку своими большущими глазами. И мяукает.
Ей даже не верится. Она кладет жестянку на пол и протягивает руки. Она счастлива до слез. Ей хочется одного: взять зверька на руки, погладить.
– Ну, иди ко мне, малыш, – зовет она.
И котенок дает себя поймать. Она прижимает зверька к груди, осторожно, чтобы не причинить вреда. Целует его в мордочку, а он мурлычет в ответ.
– Это был кот, серьезно? – Рассказ, кажется, позабавил Грина.
– Да, – подтвердила она и тоже рассмеялась. – Подумать только: я могла бы пристукнуть его жестянкой! Никогда бы себе этого не простила.
