– И ты держала его при себе?
– Кормила его, он спал со мной в моей постели. Мы играли, я с ним разговаривала.
– Я тоже люблю кошек, – заявил доктор. – Представляю, каким он стал, когда вырос.
– Здоровый котище, – согласилась она. Правда, приятное воспоминание. Хорошо, что доктор Грин помог восстановить его.
– Как это было? Я имею в виду, что ты испытала?
– Я не ожидала, что смогу в лабиринте что-либо полюбить. Правда, это было странно, – задумчиво произнесла она. – Ведь в то время я и себя ничуточки не любила. Все время злилась. Орала, сквернословила. Это он меня сделал такой… Но благодаря котеночку я обрела в жизни маленькую радость.
– Ты его как-то назвала?
Она задумалась:
– Нет.
– Почему?
Она помрачнела:
– У меня у самой не было имени там, внутри, никто меня больше никак не называл… Имена в лабиринте не нужны, от них никакой пользы…
Грин вроде бы что-то записал.
– Как ты объяснила себе появление котенка?
Она помолчала.
– Какое-то время думала, что это одна из его гнусных игр. Что он подарил мне котенка, а потом заставит сделать что-то ужасное…
– Почему потом ты перестала так думать?
– Поняла, что подарок не от него. Стала прятать киску…
– Прости, но как это возможно? Ты говорила, что лабиринт на тебя смотрит, что лабиринт все знает.
Скептический тон Грина не понравился ей.
– И все же так оно и было! – воскликнула она раздраженно.
– Сэм, ты уверена, что с тобой был кот?
– Вы хотите сказать, что я это придумала? – Она чуть не плакала от злости. – Я не сумасшедшая.
– Никто этого не утверждает, и все-таки я в недоумении.
Хотя он обращался к ней ласково, ее все это начинало бесить.
– Что вас приводит в недоумение? – вскинулась она.
– Одно из двух: кота на самом деле не было… или не было его.
– Что вы хотите этим сказать?
Грин упрямо стоял на своем.
– Объясни мне, пожалуйста, одну вещь, Сэм, – начал он самым любезным тоном. – Похоже, ты в совершенстве усвоила правила лабиринта, так, будто кто-то должным образом обучил тебя. Но как это возможно, если он с тобой никогда не говорил? Иногда кажется, что ты хорошо его знаешь, хотя продолжаешь утверждать, будто никогда его не видела…
Опять этот вопрос: она устала повторять, что он никогда не показывался.
– Почему вы не хотите мне верить?
– Я тебе верю, Сэм.
Она отвела взгляд от доктора и снова устремила его на стену, на влажное пятно в форме сердца.
– Неправда.
– Верю, верю. Но хочу, чтобы ты подумала хорошенько… Если котенка в лабиринт принес не похититель, то как он туда попал?
Сердце на стене забилось. Невероятно. И все-таки она это ясно видела, не вообразила себе: сердце билось.
– Конечно, ты знаешь ответ, Сэм.
Еще одно биение. Вот, снова. Третье, четвертое. Все быстрее и быстрее. Расширяется, сжимается. Стена трепетала вместе с ней.
– Сэм, я хочу, чтобы ты подняла рубашку, – неожиданно попросил Грин. – Хочу, чтобы ты посмотрела на свой живот…
– Зачем?
Грин не ответил.
Она поколебалась, но все же сделала, как он велел. Но прежде чем поднять рубашку и посмотреть, сунула руку под ткань и провела по коже пальцами. Под пупком нащупала впадинку. Шершавую, ровную полосу. Провела по ней до конца, до самого низа. Шрам.
– Ты уверена, Сэм, что это был именно кот?
Удары сердца отдавались в ушах, заглушая голос доктора Грина. Сердце на стене билось, билось изо всех сил…
Она стоит на коленях на полу, погрузив руки в тазик с холодной водой. Стирает белье. Она в бешенстве: пришлось пожертвовать одной из небольших канистр, которые ублюдок позволяет ей время от времени находить и которые обычно приходится растягивать, чтобы не умереть от жажды. Она сложила две стороны кубика и попросила прокладки: кричала, бродя по лабиринту, надеясь, что он услышит. Что тебе стоит принести пачку прокладок? Она бормочет проклятия еле слышно, потому что всегда боится возмездия. Чешется нос, она вынимает руку из тазика и хочет почесать его кончиком пальца. И невольно поднимает взгляд.
По-кошачьи изящная тень мелькает перед порогом комнаты.
Она встает и бежит следом. Слышит смех, топот ножек. Это игра, единственная хорошая игра в лабиринте. Она нагоняет девочку, та поворачивается, с любопытством смотрит на нее большущими глазами. И улыбается. Потом тянется к маме. Та берет ее на ручки. Счастливая до слез. Ей хочется одного: приласкать девочку. Свою дочку.
– Иди ко мне, малышка… – шепчет она. Прижимает ребенка к груди. Целует в лобик, и девочка кладет ей голову на плечо.
С ее рождением все изменилось. Ради нее стоило продолжать жить. К счастью, миновало худшее время, когда малютка плохо росла, потому что там, внизу, нет солнца. Порошкового молока всегда не хватало, да и детские смеси приходилось экономить. Однажды она простудилась, и кашель никак не проходил. Вечный страх: вдруг дочка заболеет, она такая хрупкая, маленькая, и никто не поможет, если что-то случится. Когда они спят вдвоем на матрасе, брошенном на пол, мама кладет ей руку на грудь, хочет убедиться, что девочка дышит. И ощущает биение крохотного сердечка…
Сердце на стене перестало биться.
– Как же я об этом забыла? – спрашивает Саманта с глазами, полными слез.
– Не думаю, Сэм, что ты забыла, – утешает ее доктор Грин. – Всему виной наркотики, которыми накачивал тебя похититель, чтобы иметь над тобой полную власть.
Она боялась спросить, но лучше уж узнать сразу.
– Как вы думаете, что сталось с девочкой?
– Не знаю, Сэм. Но может быть, мы вместе это выясним… – Доктор встал, прошел к капельнице, уменьшил приток лекарства. – Теперь тебе нужно поспать. Позже мы продолжим беседу.
23
Для садиста-утешителя смерть – чисто побочное явление.
Дженко повторял про себя слова, сказанные Делакруа при их встрече в полицейском участке, когда он пытался предупредить детектива о том, насколько опасен психопат, с которым они имеют дело.
Вот почему Банни убил Линду чужими руками. Ублюдок сам марался в крови только при крайней необходимости, как в случае Тамитрии Уилсон, которая знала его настоящее лицо. С точки зрения монстра, в том, чтобы причинить смерть, нет ничего забавного. Другое дело – показать убийство в прямой трансляции, подумал он, вспомнив картинки, неожиданно всплывшие из глубокой Сети.
