Он поднялся туда на служебном лифте. Едва двери открылись, как навстречу ему шагнули двое полицейских, но он опустил голову, скрывая лицо под козырьком фуражки. Не обратив на него внимания, патрульные прошли мимо.
В коридоре – только врачи и санитары. Основная масса сил правопорядка была сосредоточена вокруг здания, патрулировались одни лишь лестницы, соединявшие этажи: в палатах, где лежали другие пациенты, следовало поддерживать стерильную чистоту.
Робин ходил от палаты к палате в поисках той, куда поместили Сэм. Нехорошо являться к ней с пустыми руками. Хотелось бы что-то ей принести, может быть, цветы, но это рискованно: его сразу заметят. Он уже придумал, что сделает: бросится перед ней на колени и попросит прощения.
Дверь в ее палату он узнал по тому, что снаружи караулил агент полиции. Двинулся к нему.
Увидев, как он приближается, полицейский окинул его взглядом и спросил:
– Что происходит?
– Понятия не имею, – ответил Робин. – Мне приказали явиться сюда.
Агент взглянул на часы:
– Странно: меня должны сменить в два.
Робин пожал плечами:
– Не знаю, что тебе сказать.
Полицейский схватил рацию, прикрепленную к поясу:
– Спросим у сержанта.
Робин остановил его:
– Наверняка здесь какая-то ошибка, сейчас спущусь и доложу.
– Ладно, – согласился дежурный.
– Как там дела внутри? – будто из чистого любопытства спросил Робин, показывая на дверь.
– Профайлер сделал перерыв, девушка, полагаю, спит.
Робин кивнул и направился прочь, но на полпути обернулся:
– Раз уж я здесь, можешь пойти покурить или попить водички, я могу задержаться минут на пять.
– Ах черт, здорово, – обрадовался полицейский. – Спасибо, ты настоящий друг.
Робин проследил, как он идет по коридору, сворачивает за угол. Подождал еще несколько секунд, потом оперся спиной о дверь, нащупал ручку. Убедившись, что никто на него не смотрит, повернул ее и быстро проскользнул в палату.
Было темно, только слабо мерцали, перемигиваясь, лампочки на медицинских приборах вокруг кровати. Он подождал, пока глаза привыкнут к полумгле, и мало-помалу предметы начали выступать из сумрака. Со стороны кровати доносилось дыхание – размеренное, спокойное.
Моя любовь сладко спит, подумал он. Как же она будет счастлива, когда увидит меня. Все-таки пятнадцать лет вместе – почти как законный брак.
Он подходил все ближе. Хотел разбудить ее поцелуем.
У самой постели застыл, улыбнулся. Протянул руку, чтобы приласкать спящую, но не нашел ее.
Постель была пуста.
– Привет, Банни.
Мужской голос прозвучал прямо за его спиной. Он невольно вздрогнул, стал оборачиваться.
– Не двигаться, – велел тот, кто стоял позади.
Он отчетливо слышал, как стучат сапоги: его окружают, берут на мушку. Наставили на него стволы с приборами ночного видения. Послали, должно быть, спецподразделение. Такое внимание ему льстило. Он помотал головой, все еще не веря, что наступил конец, потом медленно поднял руки, сдаваясь.
– На колени, – приказал тот же голос.
Тон не был властным. Наоборот: спокойным, терпеливым. Это его чуть-чуть приободрило.
– Руки за голову.
Он подчинился, чувствуя, как сердце рвется на части и слеза скользит по щеке. Мысль о том, что все кончено, была не так мучительна, как осознание того, что он никогда больше не увидит любимую. Его схватили, надели наручники.
– Могу я хотя бы узнать, кто арестовал меня? – спросил Робин.
– Спецагент Саймон Бериш, – представился тот.
40
Обнаружив, что постель Салливана пуста, они поняли, что монстр беспрепятственно разгуливает по больнице. Если объявить охоту на человека, может пострадать слишком много невинных людей, поэтому предложение Бериша было тут же всеми одобрено.
Не нужно перемещать Саманту Андретти. Достаточно поставить полицейский пост перед дверью другой палаты и ждать внутри, когда ловушка захлопнется.
Салливана в конечном итоге арестовали. Когда его уводили, он плакал, как ребенок. Первая его просьба оказалась весьма необычной. Молоко и печенье.
Бериш продолжал думать об этом, двигаясь к фургону, где располагался оперативный штаб. Хичкока пришлось оставить за пределами заграждения. К счастью, кто-то принес миску с водой. В три часа ночи жара стояла, как в полдень, и было очевидно, что пес страдает больше людей от взбесившейся погоды. «Скоро поедем домой, слышишь?» – сказал полицейский, похлопав ховаварта по морде. Попробовал позвонить Миле, ни на что особенно не надеясь. В самом деле, сотовый начальницы Лимба по-прежнему оставался отключенным.
Васкес, куда же ты, к черту, подевалась?
Он понятия не имел, каким делом занимается Мила и почему пропадает по целым неделям. Во время последнего разговора она сообщила, что напала на многообещающий след. Когда Бериш спросил, что это за след такой, она грубо оборвала коллегу:
– Не лезь не в свое дело, Бериш.
Выходка, несомненно, в ее духе, но на этот раз Бериш самому себе поклялся, что не пойдет у нее на поводу. Подруга слишком часто забывала о своих материнских обязанностях: Алиса еще совсем ребенок, ей нужна мать. Пусть только вернется со своего распроклятого задания, он все ей выскажет без обиняков – все, что накипело.
– Звонок отправлен на автоответчик, – зазвучала запись по телефону. Бериш уже собирался наговорить сообщение, но замер.
Бауэр и Делакруа направлялись к нему.
– Так что, объяснишься ты наконец? – спросил блондин. – Каким боком ты встрял в дела Бруно Дженко?
– Он приходил в Лимб вчера ночью, там мы и познакомились. Он запросил информацию об исчезновении Робина Салливана.
– А ты взял, да и предоставил ее? – Бауэр развел руками, словно не веря. – Ты даже не служишь в том отделе, но идешь навстречу любому, кто подаст запрос?
Бериш вышел из себя:
– Послушайте, парни, давайте начистоту: вы ищете кого-то, на кого возложить вину за ваш прокол?
Блондин хотел ответить, но вмешался Делакруа:
– Никто никого не обвиняет, мы просто хотим понять, как обстояло дело.
Бериш оглядел их, оценивая обстановку, и начал рассказывать:
– Дженко сообщил мне обо всем, что обнаружил: о комиксе, о Банни и о мужчине с родимым пятном на лице… Думаю, он отчаянно хотел выговориться, освободиться от терзавшей его тревоги. – Бериш вспомнил, как резко побледнел частный детектив, как тяжело давался ему рассказ об этой истории. – Так я невольно оказался в курсе расследования.
