Калошина отвезли в торговый центр и приодели, предупредив, что стоимость шмоток не входит в сумму компенсации. Потом для Муму приобрели ошейник, поводок, миску и собачьи консервы.
Алексей Алексеевич попытался два раза улизнуть, но ему это сделать не удалось. После чего он дал слово, что не будет больше бегать. Потом уж посетили парикмахерский салон, вслед за тем ресторан. Обед прошел в теплой и непринужденной обстановке…
Когда стало понятно, что в этом городе все дела уже сделаны, все, включая щенка, сели в автомобиль и поехали на север.
Муму спал на коленях хозяина, а Калошин всем читал на память стихи Давида Самойлова:
Дул сильный ветер в Таганроге.
Обычный в пору ноября.
Многообразные тревоги
Томили русского царя.
От неустройства и досад
Он выходил в осенний сад
Для совершенья моциона,
Где кроны пели исступленно
И собирался снегопад…
[5]
Глава третья
К главному входу он подошел пешком. На турникете стояли бодрые охранники, которые вежливо поздоровались с ним. Потом один их них спросил:
— Слышал? То есть вы слышали, что вчера произошло? Банковские пацаны на машине разбились.
— Плохая новость, — ответил Ерохин.
Он стал подниматься наверх, планируя каким-нибудь образом, под каким-нибудь предлогом, зайти в кабинет аудитора и поговорить с Леной.
Только о чем говорить? Вдруг она не захочет ничего вспоминать, обидится и не захочет вообще его видеть. Но ведь она уже и так сказала, что не хочет его видеть…
Сергей с лестничной площадки заглянул в коридор второго этажа и увидел идущего к своему кабинету зама по безопасности.
— Зайди ко мне, — произнес Анатолий Михайлович вместо приветствия.
А когда зашли, он, усаживаясь в рабочее кресло, сообщил:
— У нас ребята погибли. Коваленко и Пименов. На машине с моста в речку слетели. Оба на месте скончались… Я их к Виктору Ивановичу посылал, попросил поторопиться. Знать бы, чем эта скорость для них обернется.
— Печально, — произнес Ерохин.
— Да уж. Пять лет у нас проработали. Рохель уже распорядился за счет банка их похоронить. Родителей уже оповестили.
— Они ведь не местные? Откуда они, кстати?
Брусков задумался, а потом покачал головой:
— Не помню. Да какая им теперь разница!
Ответил непринужденно, как будто и в самом деле не знал, а ведь они из одного города. Значит, не зря Бережная пытается искать в Череповце.
— Виктор Иванович сейчас на даче? — продолжил Брусков.
Странный вопрос. Откуда это может знать Сергей, который находится в данный момент в его кабинете.
— Вероятно. Он мне отгул дал, чтобы я ремонтом занялся. Вчера один гад в городе меня таранул боком. Фара разбита, крыло под замену, бампер…
— А ты разве вчера не целый день с Виктором Ивановичем был?
— Больше суток я там находился. Но в город он меня заставил разок смотаться.
— Виски наверняка закончился, — предположил зам по безопасности.
— Да там у него напитков столько! Но я по другому делу. Но говорить не буду: вы уж извините. Это к деятельности банка не имеет никакого отношения.
— Да и так понятно. Старик за старое взялся: тебя за девочкой посылал. Как говорится, седина в бороду, а бес в ребро.
— Зачем вы так, — возразил Ерохин, — совсем по другому поводу.
— Свободен! — махнул рукой Анатолий Михайлович.
Сергей уже взялся за ручку двери, как вице-президент произнес ему в спину:
— У тебя ненормированный рабочий день, но на всякий случай сообщаю, что завтра банк работает. Для клиентов он закрыт, разумеется, и операционный зал тоже. Но Виктор Иванович объявил аврал для всего персонала. А к отпуску потом каждому по двое суток прибавят. Но тебя это, сам понимаешь…
— Не касается, — согласился Ерохин, — я привык без отпуска…
Он постучал. Потом прислушался и еще раз постучал.
Приоткрыл немного дверь и спросил:
— К вам можно?
Лена сидела за столом, она подняла голову и спросила:
— У вас ко мне какое-то важное дело?
— Нет… То есть да… Очень важное… Для меня самое важное. Можно войти?
— Так вы вроде уже вошли.
— Простите, — произнес он. Шагнул к столу. — Хочу объяснить, чтобы…
Вдруг он понял, что так стоять и вовсе глупо, потому что он более всего похож сейчас на провинившегося ученика, которого директор школы позвал в свой кабинет. Нельзя вот так стоять и переминаться с ноги на ногу.
А потому Ерохин подвинул к себе стул для посетителей и опустился на него.
— Я еще вчера хотел, но вы все время спешите… спешите куда-то. Но я хочу, чтобы вы поняли… потому что я… Как бы сказать… просто считаю вас… то есть считаю себя недостойным… Я — мент, то есть не совсем… Я уже давно бывший мент… А потом у меня отовсюду плохие характеристики… А вы такая… Вы как мечта…
— Луч света, — подсказала девушка.
— Ну да… Я именно так и думал.
— Наверное, вы думали так про Лиду или про Люду? Но вы опоздали: они уже обе замужем.
— Простите.
— Можете не извиняться: они вас все равно не помнят.
— Да нет… То есть… Я хотел, чтобы, если мы больше не увидимся, сказать…
— А вы увольняетесь уже? — удивилась аудиторша, по-прежнему не глядя на него. — Вы не подошли Виктору Ивановичу? Или он увидел ваши характеристики?
— Увидел, — подтвердил Ерохин, — они его вполне устроили.
— Так вы по собственному?
— Почему вы не даете мне ничего сказать?! — возмутился Сергей.
— Говорите, но не очень долго: у меня куча дел.
Тогда он совсем сбился с мысли. Сидел на стуле для посетителей и молчал. А она рассматривала документы, лежащие перед ней на столе.
— Как там Сережа? — спросил он.
— Хорошо, — кивнула Лена, не отрывая взгляда от документов, — ваша машина ему понравилась.
— Правда? — обрадовался Ерохин. — Тогда я заеду его покатать. Только машина в ремонте сейчас, а вот когда…
Лена наконец подняла голову и смотрела на него: лицо ее было пунцовым.
— Мы же с вами условились: только «здрасьте», и все.
— Так это вы так решили. А мы с вами не уславливались ни о чем… То есть не договаривались… Мы, может быть…
