[5] В Баснер, М. Матусовский, песни из к/ф «Щит и меч»
[6] Н.Богословский, В.Агатов, песня из к/ф «Два Бойца»
[7] К.Листов, А. Сурков. Другое название песни – «В землянке»
[8] А.Новиков, Л.Ошанин, песня написана вскоре после окончания Великой Отечественной войны
[9] Слова из народной сербской песни «Тамо далеко»
Глава 7
Нас зовет рабочая эпоха
Не боимся в мире ничего
Нам в эпоху эту жить неплохо
Просто здорово!
Е. Евтушенко
На заводе Волковых ценили и уважали. Директор ценил инженера Волкова за то, если он говорил: «Сделаем», можно было быть уверенным: все будет сделано точно и в срок. Если же Всеволод Николаевич говорил, что сделать что-то к сроку невозможно или невозможно в принципе – стоило немедленно начинать искать другой путь решения. А мастера Волкова он ценил за то, что парень просто никогда не говорил «Нет». Казалось, что он вообще не знает этого слова и, если надо, мог пропадать на заводе целыми сутками.
Секретарь партийной ячейки ценил коммуниста Волкова за то, что тот никогда не проявлял «барственности», эдакого чувства превосходства к рабочим и к тем, кто меньше его понимал в химии нефти, чем грешили все остальные инженеры, даже коммунисты. Он ни разу не отказался прочитать лекцию в рабочем клубе, всегда с готовностью помогал в работе ячейки и Куприянов уже не раз думал: как бы это половчее ввести нового человека в состав ячкома[1], да так, чтобы районный комитет не придрался? Ведь Волков и приехал совсем недавно, и выговор у него за утерю партбилета, хотя и без занесения…
А вот сын его, Всеволод Всеволодович Волков – вот тут все просто и понятно. Еще годик поработает и можно будет рекомендовать парня в партию. И это замечательно! Растим, растим собственные кадры!
Рабочие относились к инженеру Волкову без особой любви – строг, но уважали его за то, что тот никогда не наказывал без вины, а всегда во всем разбирался. И все на заводе – от последнего кочегара, до седых мастеров и начальников смен знали: если есть за что премировать – Волков самого товарища Власова – директора Константиновского завода до самых печенок достанет, но премию тем, кто заслужил – выбьет! Причем, не всегда деньгами: вон аппаратчику со второго куба Семену Рамзину – комнату пробил. А Семену комната – ой, как нужна была! Потому как семейство у Рамзина большое: он сам, жонка его, трое мальцов, две дочки, да маманя старая. Волков месяц ходил, ругался, товарища Куприянова к себе присоединял, грозился в ЦК ВКП(б) написать – и пожалуйста! Дали к Октябрьским Рамзиным комнату.
Младший Волков тоже заслужил уважение своих товарищей. И тем, что прекрасно разбирался в технике, и тем, что однажды вечером, когда несколько молодых рабочих решили «проучить всезнайку», здорово отделал пятерых молодцов. А на следующий день подошел к ним и сообщил, что в милицию заявлять не станет, но если подобное повториться – синяками они не отделаются.
Один из побитых пригрозил, что в следующий раз могут компанию и побольше собрать, на что Всеволод приятно улыбнулся, и пообещал в таком случае позвать на помощь отца.
- И будут в Тутаеве массовые похороны, – добавил он уже без улыбки.
Ему поверили. Безоговорочно. И, посовещавшись, вместо отмщения предложили крепкую мужскую дружбу, вполне благосклонно принятую. Так что теперь в доме Волковых частенько бывали гости. То собиралась шумная компания молодежи, то к старшему захаживали инженеры, да и рабочими старшего возраста хозяин не брезговал. А иногда сходились и две компании разом.
Уже к концу второго месяцу своего пребывания в двадцать девятом году Волковы вдруг ощутили некий дискомфорт. Нет, в плане жизни все было сносно. Зарабатывали они очень прилично, да и трофейных денег осталось еще преизрядно, даже при том, что валюту они пока не трогали. Бытовые условия несколько напрягали, но, в общем, могло оказаться и хуже. Водопровода в доме нет? Зато сортир теплый и в самом доме – не надо во двор бегать. Душ отсутствует? Ничего, можно на кухне из ковшика облиться, а если вымыться – в баню. Тутаев – городок невеликий, до бани идти всего ничего, и пиво там – мое почтение! В двадцать первом веке такое если и достанешь, то за очень отдельные деньги. Здесь с продовольствием вообще все великолепно: продукты натуральные, в самой распоследней столовке готовят вкусно и с душой, а на, то что в магазинах и на рынке продают можно хоть весь день смотреть и облизываться! В их прошлом-будущем они такого и не видели. И стоит все, ну если и не совсем гроши, то вполне доступно. А то что хлеб по карточкам – так это и пережить можно.
Беда подкралась оттуда, откуда не ждали: скука и информационный голод. Темп жизни начала двадцатого века никак не мог удовлетворить людей начала двадцать первого. Им казалось, что все вокруг ползут, словно черепахи, никак не желая понять, что все нужно делать быстрее, успеть побольше, ведь жизнь-то – не вечная! Всеволоды несколько раз вынуждено пускали в ход кулаки – даже старший оскоромился, когда увидел четверых слесарей, заворачивавших ОДИН болт. Собственно, заворачивал его, разумеется один из них, а остальные, сгрудившись вокруг, давали советы и ценные указания. Когда же Волков-старший спросил, почему они не занимаются своими делами, ему ответили, что все успеют и вообще – торопиться некуда: до конца смены еще далеко. И посоветовали заниматься своим делом, а к рабочему люду не цепляться – не те уж времена. Разумеется, все реплики пролетариев были густо пересыпаны фольклорными эпитетами и русскими народными оборотами. Результатом столь содержательной беседы стали три выбитых зуба, два вывихнутых плеча, порванное ухо и товарищеский суд. На котором инженер предоставил расчет: чего и сколько недосчиталась Советская Власть от таких вот неторопливых работников. Представитель районной парторганизации за голову схватился, услышав итоговую цифру: «Двадцать тысяч рублей ежемесячно».
Волкова оправдали, лентяям дали по шапке, товарищу Власову поставили на вид[2], но практически ничего не изменилось. Разве что, заметив приближение старшего Всеволода, рабочие мгновенно прекращали болтовню, перекуры и старательно изображали кипучую деятельность. В основном поменялось что-то лишь на участке младшего Всеволода, где собрались бригады, состоявшие по большей части из молодежи. Эти взялись за дело так рьяно, что мастер Волков В.В. постоянно упоминался в сводках не только по заводу, но иногда его фамилия присутствовала и в бумагах ВСНХ.
Но работа не до конца помогала в борьбе со скукой и уж никак не спасала от недостатка информации. Репертуар Ярославского театра Волковы пересмотрели весь, кино было еще немым, а это, выросшим на цветном и широкоэкранном, казалось просто какой-то карикатурой. В некотором смысле помогали пресса и радио: отец и сын выписали «Правду», «Известия», «Большевик»[3], «Daily Worker»[4], «Workers' Life»[5], «The Communist»[6] и «Сэкки»[7]. Разумеется, получали они и отраслевые издания, но… они-то как раз им были не слишком интересны: многое там трактовалось неверно, а некоторые теории вызывали просто смех…
