- Охренеть, как в порядке. Поддержки не ожидается в принципе, или как? Нам китайские минометы и гаубицы своими силами давить?
- Гаубицы? – насторожился Белов. – А ну-ка, что ещё за гаубицы?
Волков, все также не отрываясь от пулемета коротко доложил о гаубичной полубатарее и о трех минометах. Комвзвод густо выматерился и попросил продержаться не отступая «еще хоть часок». «Во как надо! – чиркнул он себя по горлу ладонью. – Продержись, товарищ Волков, а я тебе еще отделение пришлю и патроны. Дай слово комсомольца, что продержишься!» В ответ Всеволоду до жути захотелось рассказать командиру старый анекдот про коммуниста-пулеметчика[7], но он сдержался и лишь кивнул.
Исчез Белов также необъяснимо, как и появился. Вот только что был здесь, а отвлекся на секунду Волков – срезал китайского офицера, который что-то уж очень бойко размахивал саблей, – и вот нет уже комвзвода рядом. Удивляться парню было некогда: вон еще сколько мишеней в прицеле мельтешит. И окончательно понял, что именно он пообещал, лишь тогда, когда снова заработали гаубицы. Только вот теперь нельзя было отходить…
Обстрел. Атака. Снова обстрел. Снова атака. «Сюда чо, ВСЕХ китайцев пригнали, чо ли?!» Обстрел. Атака…
Передышка наступила лишь когда на полуразрушенный Куаньчэн опустился вечер. Волков оттер потное лицо, и огляделся. Возле трупа Тамая сидел Танака, с ног до головы перемазанный желтой пылью, и сосредоточенно набивал диск патронами. Рядом с ним лежал бледный как полотно комроты Цуда. Он умирал: осколками гаубичного снаряда ему разворотило живот.
Впрочем, и от роты тоже осталось немного. Перед последним артналетом перекличка показала пятьдесят семь человек в строю и троих тяжелораненных, которые еще могли стрелять. Сколько осталось в строю сейчас, Всеволод не имел ни малейшего понятия. Проводить перекличку не хотелось. Где-то там, глубоко, шевелился мерзенький червячок, шептавший: «А вдруг вас всего двое и осталось?»
Волков снял с пояса флягу, поболтал в руке. О, еще больше половины! Он прополоскал рот, потом сделал несколько маленьких глотков. Снова поболтал. Теперь половина.
- Исиро, пить хочешь?
Японец поднял на Всеволода ошалевшие глаза и часто-часто закивал головой.
- На. Половина твоя, только все сразу не пей. Может еще понадобится. И не тряси так головой – оторвется…
В сумраке полуразваленного склада-амбара-не-знаю-чего жутковато зазвучал хриплый смех. Танака взял флягу, отпил немного. Потом показал на умирающего командира роты. Волков отвел глаза:
- Нет! – И пояснил, – Ему уже без разницы, а нам еще воевать…
К счастью Цуда не слышал этих жестоких слов: он уже давно был без сознания…
Исиро глотнул еще раз, потом закрутил колпачок фляги и отдал обратно. Потом порылся в кармане и вытащил что-то странное, сплющенное. Отломил половину:
- Ворокофу-доно, возьмите. Это – дайфукумоти[8]. Только немножко помялось…
Теперь смеялись оба. Скромный ужин проглотили, почти не чувствуя вкуса, снова запили водой. Всеволод вытащил из кармана портсигар, закурил, угостил Танаку. Откинулся на спину, выпустил вверх струйку дыма:
- Интересно, сколько мы с утра проживем?
Ответа он не услышал. Яростно громыхнули орудия, причем где-то у них в тылу. Потом раскатилась пулеметная трескотня, снова ударили пушки…
- Товарищи! – голос комиссара батальона Зеленина. – Победа, товарищи! Слышите?! Это подошел бронепоезд «Красный уфимец»!..
Как выяснилось в дальнейшем краснокожий житель Уфы явился в Куаньчэну не в одиночестве, а в теплой компании. На выручку второму стрелковому полку 1-й Соединенной стрелковой дивизии имени Советско-Японской Дружбы явились дивизион бронеавтомобилей, и весь первый полк вышеозначенной дивизии. И от китайской бригады только брызги полетели. Но об этом Волков узнал уже потом. А в ту ночь он сидел в развалинах столовой и с аппетитом уплетал гречку с тушенкой – ту самую, которую не успел съесть за обедом. Гречка была холодная, жир от тушенки застыл, но Всеволод был уверен, что никогда раньше не ел такой вкусной еды.
Рядом с ним сидел Исиро Танака и тоже бойко орудовал ложкой. Котелок был один на двоих, зато рядом стояло ведро с холодным же чаем, откуда оба попеременно черпали кружками и пили, пили, пили, никак не в силах напиться.
- Ворокофу-доно, – пробубнил Танака с набитым ртом. – Доберите остатки, и я схожу за добавкой.
- Угу… – Волков шкрябнул ложкой по стенкам котелка и повернулся к японцу, – Слушай, оставь ты это свое «-доно». Зови меня просто Сева или Севка. Меня так все друзья зовут.
Исиро Танака замер. Лучший пулеметчик роты, герой не боящийся ни врагов, ни смерти предлагает ему свою дружбу? Ему, простому крестьянскому парню, который и отделенным стал только потому, что Ворокофу-дано рекомендовал? Он выдохнул, потом вскочил на ноги и резко поклонился:
- Я буду счастлив стать вашим другом, Севака[9].
Он хотел добавить, что его друг может называть его так, как хочет, но слова застряли в горле. Исиро схватил котелок и побежал к раздаче. Он был счастлив. Так счастлив, как, наверное, был счастлив только когда его приняли в ряды КИМа и когда их революция по руководством Товарища Его Божественного Величества победила…
[1] Звание в китайской армии, примерно соответствующее званию «младший лейтенант» в СА, «второй лейтенант» или «субалтерн» в британской или американской армиях.
[2] Фанза (буквально «дом»( кит.) - традиционное жилище, распространенное в Китае, Корее и на Дальнем Востоке России у коренных народов. Как правило двух- или трёхкомнатное прямоугольное каркасно-столбовое строение, с соломенными, саманными или кирпичными стенами и двускатной крышей из соломы, тростника или черепицы
[3] З-дм миномет Стокса обр.1917 г. использовал нестабилизированную мину, кувыркавшуюся в полете. При использовании мин, снаряженных боевым ОВ это обеспечивало лучший разброса ядовитых газов в окопах неприятеля, а при попадании в цель такая мина разлеталась на части разбрасывая отравляющие вещества вместо того чтобы зарыться в землю как случилось бы со стабилизированной миной.
[4] Вперед! (Вставай!) (кит.) – боевой клич китайской армии
[5] А.Н. Толстой «Аэлита».
[6] В 1889 году полковник Николай Федотович Роговцев разработал трехлинейный русский патрон 7,62x54 R
[7] Коммунист-пулеметчик обращается к комиссару: - Товарищ комиссар! Патроны кончились! Нечем больше строчить! – Но вы же – коммунист! – И пулемет застрочил…
[8] Японская сладость, небольшая рисовая лепёшка с начинкой, чаще всего — с анко, пастой из бобов фасоли адзуки.
[9] В японском языке не существует слов с двумя согласными подряд, если первая не «н» или «м». Поэтому Исиро искажает имя «Севка», добавляя в него дополнительную гласную. Имя «Севака» японец произносит с ударением на первый слог
