— Тогда поищем, — решил барон, поднимаясь, и устало, по-стариковски шаркая ногами, двинулся к выходу.
Остальные всей гурьбой последовали за ним, свекровь тащила младшую дочь за руку и на ходу выговаривала сыну:
— Фицуильям, неужели ты всерьез намерен вмешать в это дело полицию?
— Помолчи, мама! — одернул он таким тоном, что свекровь сочла за лучшее подчиниться.
Так ее!
В комнате Джорджины хотелось зажмуриться и выпить горький кофе, чтобы перебить зефирно-ванильную сладость обстановки. Говорить об этой девичьей спальне без уменьшительно-ласкательных суффиксов не получалось: сплошные подушечки, статуэточки, кружавчики, розочки и половички. Брр, как она тут еще диабет не заработала?
Хозяйка этого бело-розового ужаса чувствовала себя тут превосходно. Она вырвала руку из хватки матери и устроилась с ногами в розовом плюшевом кресле, обняв себя за коленки. Тоже мне, принцесса в изгнании.
Незваные гости столпились в центре просторной комнаты, оглядываясь по сторонам. Хелен брезгливо морщила нос, свекровь поджимала губы, начиная, кажется, догадываться, что не стоило во всем потакать любимой младшенькой, Фицуильям прикрыл глаза рукой, не в силах вынести такого «великолепия». Один лишь Донал озирался спокойно и деловито, явно прикидывая фронт работ.
— С чего начнем? — нарушил тишину барон, откашлявшись. — Хелен, ты, случаем, не в курсе тайников сестры?
Та помотала головой и призналась с сожалением:
— Нет, она не настолько мне доверяла.
Надо же, у Джорджины хватило на это ума!
Я приподняла за уголок богато украшенную вышивкой и лентами подушку на кровати, но под ней оказался лишь томик сентиментальных стихов.
Донал еще раз огляделся, закатал рукава и молча принялся за дело…
Спустя полчаса поисков комната была похожа на лабораторию после набега студентов (если бывают на свете розовые лаборатории!) — все перевернуто вверх дном. Донал-то осматривал аккуратно, зато Фицуильям с вещами Джорджины не церемонился, желая хоть как-то сорвать злость. На мать и младшую сестру он даже не смотрел, очевидно сдерживаясь из последних сил. Трудно не понять, что миссис Скотт о способностях Джорджины знала — и прятала голову в песок, отчасти из слепой материнской любви, отчасти из страха, что правда о ее измене выйдет наружу.
Хелен, которая была меньше всех виновата, тем не менее ощущала предгрозовое настроение брата и всячески старалась ему угодить. Активно рылась в белье Джорджины, которое мужчинам было перебирать неловко, приказала подать чаю и даже лично принесла таблетки от головной боли.
В разгроме комнаты не участвовали только мы со свекровью, ну и, разумеется, сама хозяйка этого розового безобразия. Я решила не путаться под ногами и пристроилась на краешке кровати, которую переворошили в первую очередь. Свекровь же сторожила Джорджину, которая, кажется, дремала с открытыми глазами. Во всяком случае, вид у виновницы переполоха был настолько безмятежным, что поневоле закрадывались сомнения в успехе.
Минуты текли за минутами, почти вся комната была уже осмотрена, а никаких признаков магии найти не удалось. Впрочем, девичьих сокровищ не обнаружилось тоже, а такая сентиментальная особа наверняка бережно хранила ерунду вроде засушенных цветов или открыток. И непременно вела дневник!
Значит, тайник где-то есть, и вряд ли Джорджина постоянно куда-то бегала, чтобы осыпать поцелуями памятную вещицу или перечитать любовное письмо. Он где-то рядом, вот только где?
Я так глубоко задумалась, бездумно следя за поисками, что не сразу расслышала требовательное: «Мяу!» Зато Донал на слух не жаловался и рывком распахнул дверь. Трехцветная Марка небрежно мазнула головой о его щиколотки и важно ступила через порог. Огляделась, принюхалась — и вспрыгнула на каминную полку, уставленную фарфоровыми собачками и балеринами.
Джорджина громко охнула, хотя хрупкие вещицы остались целы — Марка задела их разве что кончиком хвоста. Она грациозно перебежала в конец полки, села и вдруг царапнула лапкой стену. Еще раз. И еще.
— Мя-а-ау! — недовольно заявила она, сверкнув глазами на глупых людишек.
— Что там? — насторожился Фицуильям, хмуря светлые брови.
Донал молча шагнул вперед. Приложил ладонь к стене, прикрыл глаза, а через минуту сказал уверенно:
— Тайник. Прикрыт магией, тонкая работа.
Джорджина прикусила губу, невольно себя выдав. Начальник стражи сделал замысловатый жест, ткнул пальцем — и скрытая дверца послушно отворилась, негромко скрипнув петлями. Джорджина вжалась в кресло, а Фицуильям шагнул ближе. Хелен вытянула шею, пытаясь заглянуть внутрь. Свекровь же вцепилась в подлокотники кресла. Кажется, она до последнего надеялась, что доказать вину Джорджины не удастся.
Начальник стражи выгреб содержимое из тайника на сдернутую со стола скатерть (конечно же розовую) и разложил на кровати. Мы все, кроме Джорджины, сгрудились вокруг, даже Марка сунула любопытный нос. Донал поворошил кипу писем и открыток, поверх которой лежали мужские подтяжки, и вынул пухлую тетрадь с надписью: «Личный дневник». В самом низу была стопочка журналов, по-видимому, именно из них Джорджина вырезала слова для писем с угрозами. Там же обнаружился ящичек почти кукольного вида, запертый на солидный такой замок. Это несоответствие привлекало внимание, так что Донал отложил в сторону письменные откровения и взялся за ящик.
Возился он с ним недолго. Быть может, Джорджине такой запор и казался надежным, но в руках Донала он хрустнул, как яичная скорлупа.
— Ну, что там? — не выдержала Хелен, приподнявшись на цыпочках, чтобы хоть что-то разглядеть.
— Проклятие, — сказал Донал каким-то странным голосом.
Джорджина съежилась в кресле, в наступившей тишине слышались ее тихие всхлипы.
На дне ящичка вещей было немного: кусок ткани с вышитой на нем геральдической розой Скоттов, окропленный кровью и безжалостно покромсанный ножницами; портрет Фицуильяма; прядь его волос, перевитая серебряной цепочкой. Странный набор, ничего не скажешь. Хотя я не маг, в этих премудростях не разбираюсь.
Барон стремительно повернулся к сестре. Встал напротив, сжав кулаки.
— Говоришь, ничего плохого не делала?
Она подняла зареванное лицо.
— Я не могу быть счастлива из-за твоего дурацкого титула! Вы с мамой совсем на нем помешались! Только и слышно: баронство, наследник, — передразнила она мать. — Я жить хочу! Слышишь, жить! Я не хочу, чтобы мама похоронила меня, выдав замуж за какого-нибудь богатого старика, как Хелен!
— Это мы еще посмотрим, — пробормотала Хелен строптиво.
Свекровь дернулась — и прикусила язык. Не лучший момент наставлять дочь на путь истинный.
— Почему ты не пришла ко мне? — выдавил Фицуильям. — Не поговорила честно?
— Я пыталась! — выпалила она, сжав кулачки. — Ты не хотел слушать. Ты вообще никого вокруг не слышал, думал только об этом проклятом баронстве!