Пауло теперь только это и твердит. Фараоны теперь в жопе. Энтони поверить не мог, что Пауло их так называет, однако вот. Наверное, у папаши подхватил, который срок за мокруху мотает. Короче, Пауло говорит, что фараоны в глубокой жопе. И ни хрена сделать не могут.
Так что теперь сюда понаехало мексиканцев, хотя их уже и не так много, как поначалу, когда заборы рухнули и оказалось, что вся эта стена никого не держит. Пауло говорит, их уже не так много, потому что к югу от границы теперь не так хреново, как раньше. Наркоты нет, бандитов нет, киллеров тоже. А автозаводы, которые туда перенесли, потому что там зарплаты ниже, теперь вовсю выпускают новые двигатели, так что и работа появилась.
По Пауло он скучал. Тот решил наплевать на залог и свалил в Мексику в поисках работы. Вот ни хрена ж себе? Люди ездят туда-сюда, когда захотят, а фараоны ничего поделать не могут.
Это свобода называется, вот что. Инопланетяне отымели мозги президента, всех президентов по всему миру с их гребаными мозгами. И копов тоже отымели. Военных, террористов, наркодилеров. Да и хрен с ними со всеми.
Свобода, вот что он сейчас чувствует. А вон и Стикс на автобусной остановке сидит. Тоже, блин, под залог аж в целый доллар вышел.
– Здорово, братан!
Стикс поднял голову.
– Тощий Тони!
– Не надо меня так звать. Я в тюряге качаться буду. Мускулы наращу.
– Проще мускулы, чем мозги, да?
– Кто бы говорил! Стаббс нас всех за десять секунд уделал.
– Они с тюрем начнут.
– Кто?
– Марсиане, придурок. Всех оттуда соберут и прямиком в шахты. Качаться собрался, братан? Ха-ха. Вот кайлом помашешь, заодно и накачаешься.
– Сам-то тоже рядом со мной махать будешь.
– Хрен тебе. Я не раб. У меня есть выход.
– Бежать собрался? А куда, в Мексику? Пауло…
– Болван твой Пауло, братан, вроде тебя самого. Два болвана. Я лучше лекарство выпью.
– Лекарство? Какое на хрен лекарство?
– Они меня не получат. Перетопчутся. Нас таких много. Свобода или смерть! Хочешь ползать на карачках – на здоровье. В лунных шахтах, братан, тебе понравится. Когда они до тебя доберутся, умереть тебе уже не дадут. Просто будешь вкалывать до полного истощения. Тощий Тони. Качаться он собрался! Клоун хренов.
– Ты чего, кончать с собой решил?
– Я умру свободным, братан. Нас таких сотни, если не тысячи. Лекарства до хрена понадобится. Если у тебя мозги еще остались, братан, присоединяйся, пока не поздно.
– Не-а, – сказал Энтони. – Я лучше отсижу. Я тут с девчонкой познакомился.
– Тощий Тони с девчонкой познакомился. Да и хрен с тобой. Вали лучше отсюда.
Энтони пожал плечами и пошел себе дальше. Хотя да, Стикс ему день испортил. Обосрал, можно сказать. Вот только свободу так просто не испортишь. Ему все еще было хорошо, а без Стикса он как-нибудь обойдется.
О самоубийствах в эти дни говорили много. И самоубийц тоже было много. Алкашня, которая больше не могла нажраться. Торчки, оставшиеся без кайфа. Забери у иного все это дерьмо, так ему больше и жить незачем. Он слышал, что в задолбавшей уже всех своей религиозностью Юте целый город с собой покончил. Хотели вместе с детьми, только вот не вышло. Дети теперь остались сиротами, но это, может, и лучше, чем долбанутые родители. Хотя тут не разберешь. Однако горя вокруг сейчас немало.
Даже странно, что ему самому так хорошо.
Анджелина – она крутая. Когда он про нее Стиксу сказал, у того в глазах что-то мелькнуло. Что-то такое. Будто ему больно было это слышать.
Энтони замедлил шаг, потом остановился. Стал смотреть на проезжающие машины, слушать, как ветер шумит в пальмах. Блин, пробормотал он и развернулся. Надо Стикса отговорить. Или хотя бы попытаться. Братан он ему или кто? Получится – так получится. Не получится – Анджелина наверняка растает, когда он ей про все это расскажет. Тоже не повредит.
– Вернулся, братан? Что, передумал?
– Не передумал, – ответил Энтони. – Просто хотел тебе сказать – в смысле, пока ты на себя лапы не наложил. Сестра Пауло думает, что ты крутой.
– Хрен-то там.
– Я серьезно. Не раз уже замечал, как она на тебя заглядывается.
– Хрен там. Чего ты гонишь?
– Да нет, я серьезно.
– Блин, братан, она, конечно, ничего.
– Ничего? Издеваешься?
Стикс криво ухмыльнулся.
– Ну да. То есть, само собой, она не мексиканская королева. Но с колледжем и прочей хренью далеко пойдет.
Энтони снова пожал плечами и повернулся, чтобы идти.
– Просто хотел тебе сказать, братан. Когда тебя не станет, она, может статься, и всплакнет. А это уже кое-что, да?
Он пошел дальше, спиной чувствуя, что Стикс смотрит ему вслед.
Может, и сработает. А может, он напоследок и перегнул палку с этими рыданиями, кто знает. Все равно ведь соврал. Джулия Джимми Стикса терпеть не может. Как и почти все вокруг. Когда он сдохнет, плакать уж точно никто не будет.
Но это еще не повод желать ему смерти.
И потом, круто будет, когда Стикс его увидит уже с прессом, кубиками и всем таким. Это если они в одну тюрягу попадут, конечно.
Блин, как воздух-то пахнет!
Тель-Авив, Израиль.
9 июня, 22.15
Руфь Мойен предпочитала кофе по-турецки с сахаром вприкуску. Само собой, для зубов это вредно. Иногда она представляла себя лет в шестьдесят – морщинистой беззубой старухой, да еще, поди, и толстой. Почему-то подобные мысли, и эта старуха, которой ей предстоит стать, неизменно ее радовали.
Она была не в униформе. На ней кроссовки, зараза! Белая льняная блузка, оттеняющая загорелую кожу. Линялые джинсы. Она успела привыкнуть к тому, что постоянно приходится таскать тяжелое снаряжение, что ремень сползает на бедра и от этого походка совсем другая, что даже лицо на фотографии выглядит иначе, когда на плече висит «М-16». Просто удивительно, к чему только может привыкнуть молоденькая девчонка. К тому, чтобы бросать взгляды на Давида Бенхольма, когда тот не видит, прикидывая, сколько тому еще осталось. И сколько осталось ей самой, и успеет ли она в оставшееся обоим время затащить его в постель. Всего на один раз, но уж так трахнуться, чтобы небо в алмазах. Не так уж и много ей было нужно от жизни.
Еще месяц назад старухи, пьющей кофе вприкуску, попросту не существовало – эта истина была сейчас самой главной, лежала в основе всего остального. Руфь никогда не планировала жить так долго. Страх быстро выгорел, осталось лишь унылое ожидание неизбежного. Пуля, кирпич, ракета, пластиковая взрывчатка или просто машина, набитая селитрой. Или оттянуть лямку все пять лет, а потом останется только застрелиться. Список длинный, ее убило бы не одно, так другое. Или Давида. Или Бенни, или Сару.
