– Тысяча восемьсот семьдесят три ребенка остались сиротами, – сказала она.
– Когда эгоизм доходит до патологической стадии, – сказал Адам, – невинные жертвы неизбежны. Если дать религиозным убеждениям полную волю, они могут привести к той форме эгоцентризма, которая дегуманизирует всех остальных, низводя их всего лишь до символов, пригодных в жертву единственному эго. В этом смысле мы в очередной раз возвращаемся к многочисленным прискорбным последствиям неограниченной власти. В случаях массовых самоубийств на религиозной основе мы наблюдаем реакцию на отречение от подобной власти – единственным доступным вам способом.
– Дети всего этого не понимают, – сказала Саманта Август. Оторвав взгляд от экрана, она встала и принялась расхаживать взад-вперед. – Для них мама с папой только что ушли навсегда. А их бросили. Теперь чужие люди укрывают их от холода одеялами.
– Мне нечего вам возразить, Саманта Август. Точно так же я не могу разумным образом обосновать пределы своего вмешательства, установленные в отношении добровольного ухода из жизни. В конце концов, подобные действия являются наивысшим выражением свободы воли. И однако мне нечего предложить в оправдание травм, достающихся на долю выживших.
Она помолчала, потом покачала головой.
– Мне нужно поговорить с мужем. Сесть с ним рядом и говорить всю ночь, пока у нас не кончатся слова. А потом выйти наружу и увидеть восход.
– За вашим мужем постоянно следят электронные системы наблюдения.
– Ну еще бы. Канадское правительство подсуетилось?
– Как ни странно, американское.
– А, ну да. Суверенитет зависит от того, у кого ружье побольше. – Она остановилась. – Вы же можете их заблокировать?
– Да, но это лишь усилит их панику.
– В прежние времена они бы его попросту похитили и вывезли. Только сейчас уже не прежние времена, так? Заблокируйте их, Адам. Пусть паникуют.
– Хорошо. Однако организовать ваш физический визит к мужу окажется нелегко.
Она покачала головой.
– Сама понимаю. Об этом не беспокойтесь. Но эсэмэсками я тоже сыта по горло. Мне нужно слышать его голос. А ему – мой.
– Я понял. Приступаю к соответствующим приготовлениям. Тем временем, Саманта, не хотите ли возобновить дискуссию о религиозных кризисах, вызванных нашим появлением?
Она села на кровать и принялась тереть глаза.
– Вот как так может быть, что столь сильная вера на поверку оказывается столь хрупкой?
– Вера, Саманта, похожа на карточный домик, в котором человек живет, – отозвался Адам. – Хрупкость такой конструкции всепроникающа, пусть внешне это и не всегда заметно. Чем уверенность яростней, тем она уязвимей. Наше прибытие и Вмешательство пошатнули эту уверенность очень во многих. Далее следует исследовать подобные убеждения более подробно. Во-первых: человечество одиноко, над ним Бог, все остальное – дикие звери. Второе: Божий дар – пробудившаяся душа – предназначен исключительно людям. Третье: каждый из установившихся религиозных институтов человечества объявляет себя единственным законным путем к Богу. Четвертое: ваша планета – единственный дом избранных детей Бога. Пятое: человеческое превосходство и доминирующее положение есть желание Бога и Его воля.
– Хорошо, – прервала его Саманта и кивнула, не отрывая ладоней от лица. – Итак: человечество между Богом и дикими зверями не одиноко. Два: искра Божия рассеяна по значительно более широким просторам, чем считалось, тем самым наше чувство исключительности умаляется. Три: к Богу есть множество дорог. Четыре: мы не уникальны, дети Божии населяют бесчисленные планеты по всей Вселенной. И, наконец, пять, и это уже серьезно, потому что нас сшибли с пьедестала, на котором мы могли считать любые свои действия по отношению к прочим существам оправданными Божьей волей. Поскольку появились вы, изменили правила и отчетливо дали понять, что руководим здесь уже не мы. – Она отняла руки. – Уже достаточно?
– Добродетель скромности очень часто путают со стыдом, – сказал Адам. – Что, впрочем, не означает, будто стыдиться нечего.
– Ой-ой. – Она сумела выдавить улыбку. – Разве вы еще не поняли? Как раз постыдные-то вещи первым делом и заметаются под ковер. История постоянно переписывается. Правду препарируют, преступления вымарывают. – Она пожала плечами. – Хотя какова в этом доля механизма, необходимого для выживания вида? Не позволяющего нам сойти с ума?
– А какая доля позволяет продолжать преступления, возобновлять жестокость, неуклонно придерживаться откровенно разрушительной линии поведения?
– Полегче, – пробормотала она, – у вас из-под доброй улыбки начинают клыки выглядывать.
– И все-таки вынужденное отречение, Саманта, вызвало наиболее яростную из всех реакций. По сравнению со всеми прочими формами Вмешательства. К зонам отчуждения уже в основном привыкли. Окончание войн и вооруженных конфликтов начинает менять дипломатию, принципы переговоров и компромиссов. Даже глобальный рынок по мере возможности подстраивается к исчезновению целых отраслей промышленности. Правительства переопределяют свою роль в качестве опоры стабильности, уже породив примеры невиданного ранее сотрудничества. Продолжает меняться система ценностей, лежащих в основе политических партий.
– И все же.
Адам на время умолк, потом искусственный интеллект подтвердил:
– Да.
Ее внимание снова вернулось к сценам на экранах.
– Свобода или смерть. Экспоненциальный рост количества самоубийств…
– Он не повсеместен, Саманта.
– Да.
– Культуры, в которых коллективистские концепции успешно компенсируют индивидуализм, быстрей приспосабливаются к Вмешательству.
– Некоторые люди не любят, когда им говорят, что можно, а что нельзя.
– Некоторые люди используют это в качестве внутреннего оправдания того, что ведут себя как сукины дети.
Саманта удивленно рассмеялась, потом покачала головой.
– Такие люди не любят, когда их так называют. Когда-то средства массовой информации именно так и поступали, называя черное черным. Но потом они сделались частью системы, продались, и теперь просто тянут партийную лямку. Примерно тогда же мы утратили коллективную способность приходить по поводу некоторых вещей в такое негодование, что оно заставляло нас что-то предпринять по этому поводу.
– Личная свобода, Саманта, утрачена людьми давным-давно. Осталась лишь иллюзия, пусть и тщательно оберегаемая, но все же иллюзия. Могу я спросить вас, какой основной фактор ответствен за утрату людьми свободы?
– Экономика.
– Да. Капитализм основан на избирательном применении свободы к некоторым за счет всех остальных.
– Но каждый раз, когда он рушится, Адам, на его месте возникает нечто столь же уродливое, если не хуже.
– На этот раз будет по-другому, – ответил искусственный интеллект.
