Во-вторых, я убедился, что ребятки-то все знакомые! По фамилиям в списке я их не опознал, потому что Демшиной, Урусовым и Мащенко их никто не звал, а звали Витой, Патриком и Саней.
– Здорово, братцы кролики!
Обернулись, заулыбались.
– Хэллоу, Дэн!
– Дим Димыч!
– Здравствуйте, Дима!
Окинул я их начальственным строгим взором. За то время, что я их не видел, они не сильно изменились. Разве что долговязый Санька Мащенко вымахал еще выше. Англоман! Джинсики куцые на длиннющих, как рельсы, ногах. Идиотская сетчатая футболка. Волосы стоят дыбом, и в ухе тоннель: я первое время вздрагивал, натыкаясь взглядом на эту черную дыру.
Рядом с ним Витка Демшина выглядит девочкой из зубодробительно приличной семьи. Ей бы к длинным черным косам скрипку и портфель с нотами – и хоть сейчас в музыкалку. Росту в Витке от силы полтора метра, личико детское, розовое и чистенькое-чистенькое. Рядом с ней мне все время хочется принюхаться, чтобы уловить запах ромашкового мыла.
Несмотря на безобидный вид, Вита из этих троих самая взрывоопасная. Если бы мне прислали их вдвоем с Саней, я бы уже выл и бился головой об стену, потому что эта парочка – трут и кремень: искры от них летят почище, чем от бенгальской свечи.
К счастью, с ними третий.
Патрик.
С ним-то мы и болтаем, пока лавируем в пробках. Патрик перед ответом задумывается и жует щеки. Удивительно, но от его манеры излагать градус напряженности в машине ощутимо понижается.
Зовут его на самом деле Петя Урусов. В девятом классе Урусов без памяти влюбился, только не в одноклассницу, как полагалось бы подростку, а в страну Ирландию. С пылкостью неофита цеплял на шапку значок в виде клеверного листа, носил зеленый плащик и распевал задорным скрипучим фальцетом ирландские песни. Другого в его дворовой школе побили бы за выпендреж. Но я же сказал: Патрик обладает умением гасить конфликты.
Паренек он с виду невзрачный. Глаза серые, волосы мышиные. Он легко потеет, и тогда тонкие пряди прилипают ко лбу, а очки начинают соскальзывать с переносицы, и он то и дело поправляет их указательным пальцем.
Одним словом – ботаник.
Год назад мне довелось увидеть этого ботаника в деле. Если Витка традиционно для ведуний хороша во всем, что связано с флорой, а у Мащенко, потомственного колдуна, явные способности к реконструкциям любого рода, то Патрик довольно нетипичен для их потока.
Он умеет обращаться с животными и детьми.
В этом я убедился, когда мы разыскивали сбежавшего вампиреныша. Кто ж мог знать, что перепуганный пацан спрячется именно на подведомственном мне участке, причем не где-нибудь, а в детском саду.
Первой почувствовала его Витка, очень удачно оказавшаяся под акацией (если вы думаете, что деревья не реагируют на людей, не говоря уже о вампирах, то глубоко заблуждаетесь). Привел к нему Саня: они все на историческом берут след, хоть информационный, хоть субъектный, как натасканные охотничьи псы. А вот беседовать те десять минут, что к нам мчалась через весь город спасательная группа, выпало на долю Патрика.
Если вы не общались с обезумевшей от страха летучей мышью размером с огнетушитель, застрявшей макушкой вниз среди проломленных перекрытий старой веранды, считайте, ваша жизнь была тиха и безмятежна.
Но Патрик его уболтал. Помог спуститься, не поломав крыльев, затормозил обратную трансформацию, смертельно опасную для мальчишки в таком состоянии. И ни разу – ни разу! – не позволил себя укусить. Это, чтобы вы понимали, примерно то же самое, что уговорить голодного крокодила не вцепиться в мясистое бедро гарцующей перед ним антилопы. Вампиры глухи к человеческим доводам, не говоря уже о том, что у них своя логика и своя этика (некоторые называют их убеждения отсутствием всякой этики, но в последнее время это считается неполиткорректным).
– …а я убежден, – гнул свое Патрик по дороге в Стрешнево, – что заповедь Горбовского «из всех возможных решений выбирай самое доброе» есть по сути уход от решения, потому что в перспективе никогда не известно, что обернется добром, а что нет. Об этом у Лема хорошо сказано.
– А не нужно высматривать перспективу! – Я вытянул шею, пытаясь охватить одним взглядом масштабы пробки за «Белорусской». – Не о ней речь, а о гуманности самого решения. Ты оцениваешь вектор, в то время как оценивать нужно точку.
Сзади отчетливо фыркнул Саня.
– Литературный кружок на выезде, – скучным голосом констатировала Вита.
– «Юный книголюб», – поддакнул Саня и по-хозяйски положил руку ей на плечо.
Я свернул на дублер. Не такой уж и юный вообще-то, если это обо мне, а не о Патрике. Но с Мащенко никогда не поймешь, польстил он мне или тонко поддел.
Размышляя об этом, я как-то потерял нить Патриковых рассуждений, а когда спохватился, что меня побивают в пух и прах моими же собственными аргументами, было уже поздно возражать: мы приехали.
Покровское-Стрешнево – парк хороший, светлый. Очень странно, что именно отсюда третью неделю поступают сигналы по коду четыре-сэ. Я бы еще понял, если б жаловались на Ботанический при МГУ – там в свое время энтузиасты такого навыращивали, что с этих однодольных, зонтичных и крестоцветных станется и морок напускать на заплутавших бедолаг.
В Стрешнево ничего подобного нет. Здесь спокойные ивы на берегах озер, а в глубине парка – сосны над ковром светло-зеленой заячьей капусты.
Сосна – дерево чистое и к человеку благожелательное (это вам не древние коломенские дубы, которые всяк норовит потрогать, и совершенно напрасно). А простецкая заячья капустка и вовсе удивительная травка: на разнообразные альтернативные формы жизни действует почище любого чеснока. Попросту говоря, тошнотворно воняет (наш нюх уловить эти запахи не может, и слава богу).
– Значит, не вампиры хулиганят, – вслух подумал я.
– Точно не они, – согласился Патрик. – Собаки же…
Я-то на травку ориентировался, а Урусов пошел более простым путем. Вампиры не в силах трансформироваться в собак ни при каких условиях. Более того, они и заводить собак не могут. Точнее, они бы, может, и смогли, но вот псы с ними не живут: либо дохнут, либо удирают. Необъяснимое, кстати, явление! До сих пор никто не нашел ответа. Кошкам – тем все равно, они и с Дракулой соседствовали бы, а по утрам скандалы бы ему закатывали: жрать давай, упырь недорезанный! И шел бы как миленький, и кормил бы.
– Собаки-собаки… – пробормотал я. – Ладно, братцы, тронулись.
– И они тронулись! – несмешно сострил Саня, сведя глаза к носу.
Клоун, беззлобно подумал я. Выпендривается, понимаешь, перед Виткой. А она на него так смотрит иногда, что не поймешь: то ли поцеловать хочет, то ли влепить затрещину.
– Диспозицию все помнят? – сурово осведомился я. – Мы с Витой обходим озеро слева, вы идете по главной дороге. Встречаемся, – я взглянул на часы, – за родником через двадцать минут. Там прошерстим оставшуюся территорию – и на базу. Если видите что-то подозрительное…
