– Целью и смыслом жизни дор-орсейца является власть, – уныло сказал Атчесон. – Дор-орсеец желает воздействовать, прямо или опосредованно, на поведение максимально большого числа других особей. Политический строй Дор-Орсея представляет собой постоянную смену…
– Достаточно! – оборвал Лестрейд. – Жизнь этих тварей меня не интересует.
Он уперся ладонями в стол.
– А теперь взгляните беспристрастно на факты! Следы нелегального иммигранта обрываются на Бейкер-стрит, а вскоре там появляется некто с уникальными способностями. Он умен, при этом порой ведет себя довольно странно. Не побоюсь этого слова, не по-человечески!
– Но его высокопоставленный брат… – заикнулся Атчесон.
– Я давно подозревал, что их родство – выдумка. Зачем это нужно тому, второму, мы еще узнаем. Пока же я займусь… – Лицо Лестрейда исказилось, и он почти прошипел: – …тем, кто имел наглость присвоить себе человеческое имя. Шерлоком Холмсом!
Том Атчесон не был умен, но он обладал сочетанием двух качеств, с успехом заменяющим ум: сообразительностью и способностью держать язык за зубами. Зачастую для видимости ума достаточно лишь второго, однако господь бог, создавая констебля, не поскупился и на смекалку. Глядя на взвинченного инспектора, Том Атчесон задумался: только ли отвращение к дор-орсейцам движет его начальником? Инспектор Лестрейд был многим обязан Шерлоку Холмсу, а из какого еще положения столь удобно ненавидеть человека, как не из положения должника?
«Кого вы в действительности хотите уничтожить? – спросил бы Атчесон, если бы мог. – Дор-орсейца, обманом проникшего в наше общество? Или самого Шерлока Холмса?»
Но поскольку господь вложил в Атчесона достаточно сообразительности, вопрос так и остался у него в голове.
Тем временем Лестрейд схватил лист и что-то лихорадочно записывал на нем, не переставая говорить:
– Дор-орсейцы очень умны. Чудовищно честолюбивы! Добиваются огромного успеха в выбранном деле. На Тенри иммигрант с Орсея два года – два года, Атчесон! – прикидывался высшей маткой Тен! И другие семь ничего не распознали! А он, между прочим, почти протолкнул через этого своего… муравья закон, разрешавший иммиграцию с Орсея. Вы представляете, какой урон это нанесло бы Тенри?
– Не уверен, сэр, – осторожно возразил констебль.
– Они опасны! – Лестрейд раскраснелся, маленькие глазки горели искренней яростью. – Существо, которое почти во всем опережает обычного человека и при этом желает управлять им! Им чужда наша мораль, они повсюду несут с собой разрушение!
– Разрушение, сэр?!
Лестрейд осекся. Вытер пот со лба и отложил карандаш.
– Сейчас вы этого не понимаете, Атчесон.
Констебль не стал отрицать. В его памяти был еще свеж провал полиции в деле кентерберийского привидения, блестяще расследованного Холмсом. Если бы не сыщик, смерти мирных жителей до сих считались бы несчастными случаями, а сущность Ю-сто-сорок-один, сбежавшая из резервации Юсэев, по-прежнему творила бы свои бесчинства.
– Никак нет, сэр, не понимаю.
– Вам кажется, Лондон начал очищаться от преступности… Но поверьте, это лишь первая ступень его дьявольского плана. Проникнуть в наше общество, добиться доверия, уважения. А затем…
Тут Лестрейд многозначительно замолчал. Констебль тоже помолчал, ожидая продолжения.
– Как бы то ни было, – решился заметить он, когда пауза затянулась, – мы не можем арестовать мистера Холмса на основании одного лишь подозрения.
– Уверенности, Атчесон, уверенности!
– Боюсь, сэр, даже на основании вашей уверенности. Комитет Контроля и Очищения не даст согласия.
Лестрейд сморщился и нехотя кивнул:
– Тут вы правы, черт возьми! Нам необходимо вывести мерзавца на чистую воду. На данный момент стопроцентный результат дает только вскрытие…
Атчесон слегка побледнел.
– Не хотите же вы, сэр…
– И хотел бы, но не имею права! – огрызнулся инспектор. – Но, дьявол меня раздери, ни один поганый орсеец не будет прятаться у меня под носом! Я вам не идиот! – Он с диким видом помахал перед констеблем указательным пальцем, и Атчесону стоило больших трудов не отшатнуться.
Но Лестрейд уже взял себя в руки. Замер, сосредоточенно уставившись в одну точку. Во взгляде его читалось такое напряжение, что констебль обернулся.
Однако темный угол кабинета был совершенно пуст.
– Мы поступим иначе, – медленно процедил инспектор, не отрывая взгляда от чего-то, видимого лишь ему одному. – Расставим ловушку… Будь я проклят, если он не попадется в нее!
* * *
Карета быстро катилась по дороге, обрамленной величественными тополями. Вокруг зеленели поля, в кронах пели птицы. Вдалеке, на холме, возвышались две зубчатые башни поместья Кроули. Желтая дорога петляла под холмом, и доктор вздохнул: поездка изрядно его утомила. Несмотря на солнечную погоду, дни стояли холодные. Он поплотнее обернул шарф вокруг шеи и пожалел, что не захватил перчаток.
Холмс в радостном возбуждении потер руки.
– Наконец-то, Ватсон, наконец-то! Я рад, что Лондон остался далеко. Мы погрязли в его мещанском болоте!
– Однако это весьма милое болотце, – возразил его спутник. – С лучшим в городе чаем. Бьюсь об заклад, здесь нам такого не предложат.
– Миссис Хадсон непревзойденная женщина, это верно. Ее кухня выше всяких похвал. Но ваши мысли, Ватсон, определенно заняты не тем, чем следует! Разве сердце ваше не стучит учащенно в предвкушении дела, которое нас ожидает?
Ватсон прислушался к себе. Нет, ничего не стучало.
Он улыбнулся, глядя, как по мере приближения к поместью волнение все сильнее охватывает его обычно хладнокровного друга. Когда карета въехала во двор и, сделав широкий круг, остановилась, Холмс вновь стал самим собой: спокойным, выдержанным, бесстрастным детективом.
Лучшим детективом Англии.
Телеграмму Лестрейда они успели обсудить по дороге.
– На первый взгляд дело кажется несложным, – говорил Шерлок, рассматривая однообразный, но приятный пейзаж за окном. – Однако вы же знаете инспектора, Ватсон. Он способен ничего не найти даже там, где на карте нарисован крестик и подписано «рыть здесь».
– Но речь точно об убийстве?
– Вне всяких сомнений. Бедная женщина была задушена подушкой во сне.
– Сама миссис Кроули?
– Да, владелица поместья. Кроме нее, как следует из телеграммы, в доме постоянно проживают ее младший брат Роджер, ваш коллега доктор Челли, компаньонка и двое слуг, пожилая семейная пара. Не замечаете ничего особенного?
Карета сильно накренилась на повороте, жалобно скрипнули рессоры.
