Волшебник вскинул голову. В глазах его мелькнуло нечто, очень похожее на гнев.
– Жалостью? Скажи лучше, презрением!
– Чего стоят все твои чувства, когда ты бездействуешь!
Между ладоней Радуцеуса вспыхнул и запульсировал желтый искрящийся шарик.
– Ты даже не пробовал ни разу ничего изменить! – орал Хольми, совершенно утративший чувство реальности. – Мучитель! Изверг! Садист!
Разозленный маг вскочил, и гнома вздернула за шкирку в воздух невидимая рука. Болтая ногами и извиваясь как червяк, Хольми продолжал выкрикивать ругательства.
Багровая туча стремительно начала сгущаться над хижиной. Пронизанная всполохами беззвучных молний, она все темнела, пока не вобрала в себя всю черноту окрестных скал. Радуцеус, выпрямившийся и выросший вдвое, ткал в воздухе золотую сеть, вытягивая нити из парящего шарика. По дубам пробежал ветер, и старый лес содрогнулся.
Где-то глубоко в горах раздался страшный глухой треск.
– Давай! – орал Хольми, опьяневший от собственного бесстрашия. – Преврати меня в муравьиную ногу! На это, надеюсь, тебя хватит?
Лицо Радуцеуса неожиданно оказалось прямо перед его глазами. И оно так сильно отличалось от прежней серой помятой физиономии, что гном осекся.
Скулы мага заострились, в глазах сверкали отблески молний.
Ни слова не говоря, Радуцеус набросил на Хольми невесомую сеть. Губы его разомкнулись, и заклинания полились неостановимым потоком, одно за другим.
Дубы затрещали и всплеснули ветвями. Буря гнула их к земле. С дальнего холма понесся вниз грохочущий вал лавины, снося все на своем пути.
Хольми швыряло в воздушной сети то вверх, то вниз, и вскоре он уже перестал понимать, где земля, а где небо. Все смешалось: и черно-алая туча, и секущие его листья, и камни, танцующие дикий танец в тугом воздухе, и дрожащая хижина, и сам огромный Радуцеус, заслоняющий собой и тучу, и листья, и хижину. Вокруг рвались молнии, заклятия сшибались друг с другом, золотая сеть стягивала Хольми все сильнее, и наконец гном потерял сознание. Он успел лишь увидеть напоследок, как проваливается земля, втягивая дальний холм, и на его месте поднимается гигантский столб пыли, закручиваясь в бешеный смерч.
* * *
Муха.
Муха на потолке.
Пи-ить! Как же хочется пить!
На подгибающихся от слабости ногах гном добрался до стола и приник к наполненной чаше. Он жадно глотал горькое и противное на вкус пойло, не понимая, что пьет, не зная, сколько провалялся без чувств в хижине волшебника, и очнулся лишь тогда, когда в горло ему упали последние капли.
Хольми облизнул губы и огляделся. Первая мучительная жажда утихла, но пить все равно хотелось. На полке он увидел выставленные в ряд баклажки и с глухим рычанием бросился к ним.
Час спустя дверь распахнулась, и наружу вывалился Хольми Бракс. Но в каком виде!
Глаза гнома приобрели выражение веселое и бессмысленное. Он покачивался, с губ его срывались нелепые шуточки, перемежавшиеся смешками.
Хольми Бракс был вдребезги пьян.
Пьян – и счастлив. Ликуя, брел он по поляне в сторону родной горы, посылая воздушные поцелуи эфиру. Свободен! Свободен! Проклятие снято навсегда! Видать, под воздействием его пламенных речей волшебник открыл в себе новую силу. Да здравствует Радуцеус!
– Хоп! Хей! Лала! Лей! – орал гном, вступая под своды горы. – Что ни говори!
О, как обрадуется мать! Как напьются они с отцом в честь его преображения! И будут хрюкать, носясь по лабиринтам и сшибая сталагмиты!
– То ли веришь, то ли нет! Но бог тебя хранит!
Хранит, хранит гномий бог Хольми Бракса!
– Ура! – заорал гном, вбегая в зал Мактуша Увечного. – Хоп-хей-лала…
Победная песнь оборвалась на полуслове.
Не веря своим глазам, Хольми уставился на гномов и изваяние, которое они устанавливали посреди огромной залы. Черты скульптуры показались ему знакомыми. Осознав, что он видит, Хольми подался вперед, зажмурился, дернул себя за бороду и даже топнул ногой, пытаясь проснуться. Но когда поднял веки, действительность нисколько не изменилась. Вырезанный из мрамора, на него смотрел его собственный лик.
– Вира, вира помалу! – угрюмо скомандовал старый гном. Остальные молча подчинились.
– Что это? – прошептал оторопевший Хольми. – Зачем это?
К нему, тяжело ступая, подошел Грум. Обычно веселое его лицо было сурово.
– Памятник тебе ставим, – уронил он. – В натуральную, значит, величину. Четыре дня тебя не было видно. Думали, помер.
Хольми снова протер глаза и похлопал себя по ушам, надеясь избавиться от морока. Если это не сон, то чье-то злое волшебство! Но ни Грум, ни насупившаяся толпа, ни изваяние не исчезли.
Гном осознал, что именно кажется ему самым странным в происходящем.
Из пещер не доносилось песен. Не вопили кузнецы, не распевали рудокопы. Даже дети и те вели себя тихо.
– П-п-почему п-п-памятник?
– Так ты у нас того! Спаситель!
Хольми покачнулся.
– Объясни! – взмолился он. – Что происходит?
Грум пожал плечами:
– Это все Радуцеус, честь ему и хвала.
– Честь и хвала! – нестройно отозвались гномы, затаскивая изваяние на постамент.
– Третьего дня явился к нам счастливый и сообщил, что сумел исправить ошибку прошлого. Отныне и навсегда у каждого из гномьего племени непереносимость выпивки. Ни тебе мховки, ни козьеножки, ни асбестовки. – В голосе гнома зазвучала тоска. – Свободны мы отныне от проклятого зелья! Все наши силы можем бросить на созидательный труд во славу рода.
– Ура! Да здравствует! – вяло откликнулись гномы.
Хольми закрыл глаза и снова открыл, пытаясь осмыслить новости.
«Исправить ошибку прошлого…»
Ему вспомнился колдующий Радуцеус, которого он довел своими обвинениями до белого каления. Выходит, колдун все-таки смог наложить на них заклятие! Не зря сверкали молнии и взрывались золотые шары!
Но, постойте! Выходит, что…
Хольми сглотнул.
– Никто не может больше пить? – шепотом спросил он.
– Ни одна сволочь, – кивнул Грум. – Кто ни попытается, сразу бряк – и в обморок. Ну прямо как ты.
У Хольми подкосились ноги, и он бухнулся на дорожку. Грум подумал и присел рядом с ним на камень.
– Сперва еще экспериментировали, – задумчиво поделился он. – То с гранегоном пробовали, то с бзденькой, то смешивали… А потом смирились. Качественно потрудился волшебник! Трактирщик, как понял, что все напрасно, думал повеситься, но переквалифицировался в гробовщики.
