В глубине души все те, кто сидят наверху, примут эту развязку с облегчением. «Нас за этим сюда и отправили! – понял Сандор. – В надежде, что кто-нибудь сорвется и развяжет бойню!»
– Они начали первые! – тоненько крикнул Поль Ренье. – Это самозащита.
И все загалдели, перебрасывая это слово друг другу: самозащита! самозащита!
– Ждите здесь, доктор, никуда не уходите, – сказал Малипу, оскалившись от двери. И по взглядам, которыми обменялись друг с другом негр и его напарник, Сандор понял, что его догадка насчет собственной участи была верна.
Восемь человек протопали мимо него – Джексон не удержался, на ходу от души ткнул его кулаком под ребра – и дверь захлопнулась. Сандор остался в темноте, связанный, потный и с кляпом во рту.
От кляпа он избавился довольно быстро, но дальше этого дело не пошло. Сколько он ни дергался, пытаясь освободить руки, положение его не улучшилось. Наоборот: он в кровь натер запястья, и каждое движение стало причинять мучительную боль.
Только тогда Сандор стих.
Он лежал и думал о том, что восемь человек с оружием сейчас идут через синий лес. Кто-то безумен, кто-то просто хочет жить, а кто-то ненавидит все вокруг и готов стрелять в любого, на кого укажут.
Сандор не мог осуждать никого из них. Но он и не был на их стороне.
В первую очередь – тут он честно мог признаться самому себе – потому что в этой драке его поставили на сторону чани. Никто не спросил врача, желает ли он этого. Его назначили жертвой, и все, что ему оставалось, – ждать прихода смерти.
«То есть для меня принципиально ничего не меняется, – с юмором висельника подумал Сандор. – Сдохнуть от лап чани или от рук людей – один черт!»
Он поерзал, устраиваясь так, чтобы веревки не впивались в раны. «Выпить напоследок не дадут – вот что паршиво. Коньяку бы… Или хорошего виски. Хотя где сейчас найдешь хороший виски…»
Внезапно ему и впрямь адски захотелось выпить. Все спокойствие как рукой сняло. Горло молило, чтобы его оросили хотя бы глотком коньяка. Язык, казалось, вот-вот сведет судорогой от жажды. В конце концов Сандора накрыло миражом: он воочию узрел на полке бокал на тонкой ножке, в котором колыхалась янтарная жидкость, и ощутил во рту ее обжигающий вкус…
Хриплый стон нарушил тишину. Сандор готов был признать себя никчемным врачом, он даже готов был согласиться с тем, что его прикончат к утру. Но разве, черт возьми, не заслужил он хотя бы права выпить напоследок?!
Где есть коньяк? У капитана!
Сандор подобрал кляп, зажал его зубами, чтобы не прокусить губу, и покатился по полу, извиваясь как ужаленный.
Острая боль пронзила его, но ярость ее заглушила. Грязно ругаясь, доктор выкрутил руки и почувствовал, как натяжение веревки ослабевает. Кровь сделала кожу липкой и скользкой, и Сандор смог выдраться, наконец, из растянутой петли.
Дверь не была заперта. Шатаясь, врач вывалился в коридор и бросился к каюте капитана.
Он готов был разнести все тайники, но коньяк нашелся почти сразу. Дрожащими руками Сандор нацедил его в бокал, глубоко вдохнул – и сделал первый глоток.
О-о, какое блаженство! Он, смакуя допил все остальное и сполз по стене с одной мыслью: «Теперь можно и помирать».
Боль постепенно отпускала, но зато в умиротворенную голову внезапно нахлынули воспоминания о ночном кошмаре. Орешкин, цветы, «здесь все умерли»… А еще чесночная вонь! Удивительно: он никогда прежде не ощущал запахов во сне…
И вдруг его настигло озарение. Оно было сродни удару, сродни вспышке в измученном мозгу, долгие годы лишенном привычного топлива.
– Господи… – пробормотал ошеломленный Сандор. – Цветы!
Ему вспомнились струйки дыма, поднимающиеся из их глубоких следов. Вспомнились животные, никогда не заходящие на болота. Вспомнился численный состав предыдущих экспедиций. Причинно-следственная связь казалась немыслимой! – но она была единственно возможной. Александр Семенович Дорофеев, выпускник медицинского университета Земли, диагност от бога, пропойца и неудачник, увидел ее так ясно, словно это была страница в учебнике. «Цветение этого растения вызывается сложной совокупностью условий, обязательным из которых является присутствие в атмосфере повышенного количества метана».
Дверь распахнулась, и запыхавшийся Орешкин с фингалом под глазом влетел внутрь.
– Ваня, – сказал Сандор, поднимая на него очумелый взгляд. – Метан вызывает цветение.
– Не метан, а примеси! – прошептал Орешкин. – И тогда пыльца!..
– Опьянение!
– Хуже! Оно как наркотик!
– Агрессия?
– Да! А потом амнезия!
– Откуда ты…
– Я им хотел объяснить! – Биолог сорвался на визг. – Только закончил эксперимент!.. Пытался! А они! – Он прижал ладонь к глазу. – И лабораторию разгромили!..
Сандор вскочил. Перед глазами возникла круглая физиономия маленького любопытного чани с малиновыми ушами. Его обжег дикий стыд, какого врач не испытывал много лет. Он представил пушистые синие тельца, разорванные пулями, представил Джексона, с упоением превращающего чани в мертвечину.
– Они тебя убьют! – орал ему вслед Орешкин. – Са-а-а-ня! Сто-о-ой!
Но Сандор уже мчался по коридорам станции к выходу.
Сизый туман стремительно развеивался над болотом. Врач бежал единственным известным ему коротким путем: через трясину. Он ходил в племя так часто, что выучил потайные тропы. Навстречу ему летели ветки и листья, острый сук едва не выколол глаз, когда Сандор поскользнулся в грязи и упал, но врач даже не заметил этого. Сердце колотилось сразу везде: в груди, в голове, в животе, как будто он сам стал одним огромным сердцем и вот-вот должен был разорваться.
«Лучше уж я, чем они…» – мельком подумал Сандор, и это была его последняя оформленная в слова мысль.
Остальной путь он проделал будто в кромешном забытьи. Он не бегал очень давно, долгие годы, а так не бегал вообще никогда. Тело, которое он презирал и не берег, сейчас платило ему сполна: одышкой, безжалостной иглой под ребрами, адским жжением во рту. Сандор задыхался, вскрикивал, падал – но бежал. В секунды полного затмения ему казалось, что в его силах спасти красно-сизого младенца, который так и не закричал в его руках четыре года назад, и он следует к селению чани именно за этим. Потом наступало просветление, и Сандор вспоминал про любопытного детеныша, доверчиво сидевшего вчера рядом с ним.
Он рванулся напоследок из плена упругих веток и вывалился прямо на границе поселка.
Чани стояли молча и жались друг к другу так плотно, что казалось, будто поляну захлестнула синяя волна.
А напротив них застыли люди.
– Стойте! – задыхаясь, сказал Сандор и сделал несколько шагов вперед, широко расставив руки. – Подождите!
