— Да, — ответил я. — А где Кристина?
— Пошла спать. Просила передать, что на оставшиеся вопросы ответит утром. Она поедет в город в половине восьмого утра и может захватить вас с собой.
— Да, было бы замечательно.
— Тогда предлагаю вам сейчас отправиться спать.
— Хорошо.
Тон Николая не предполагал возражений. Я помнил, что сказала мне Кристина: из бункера до утра не выйти. Нарушать правила и бунтовать смысла не было, если Кристина права, то наверху действительно может быть опасно, особенно ночью. И лучше провести остаток ночи в постели, чем бежать по лесу, прячась черт знает от кого.
* * *
Проснулся я с большим трудом. Голова снова раскалывалась, похоже, это стало доброй традицией — просыпаться с чудовищной головной болью. Хорошо, что в сумке с собой у меня всегда есть ибупрофен. Вот только досада — моя сумка осталась в машине, сюда ее никто не принес.
В гостиной, все такой же светлой и уютной, меня ждали Николай и Лилиан. Лилиан оказалась не совсем такой, какой я ожидал ее увидеть. У девушки был синдром Дауна, что меня сильно удивило — ночью я не заметил ничего, что бы могло на это указывать.
— Доброе утро, — сказала она.
— Доброе утро, — ответил я с улыбкой.
— Вы завтракаете? — спросил Николай.
Он был в форме — черные брюки, белая рубашка и черная легкая куртка, под которой, видимо, скрывалось оружие. Лето стоит, не то чтобы уж жаркое, но оснований надевать куртку нет.
— Кофе будет достаточно.
— Тогда пойдемте в столовую, — ответил Николай. — Мы ждем только вас, Кристина уже давно там, помогает женщинам на кухне.
— Я бы хотел навестить Сергея Юрьевича.
— Он еще спит, — ответила Лилиан. — После завтрака разбудим его вместе. Идемте, сегодня будут оладьи с яблочным джемом. Мы не добавляем в джем никаких консервантов и сахара, он из чистых яблок! Вы такой вкуснятины еще не ели, вот увидите!
Я последовал за Николаем и его сестрой. Мы вышли из гостиной, прошли по длинному темному коридору, который уперся в ступени. Лилиан трещала без умолку, рассказывая, какие планы на день настроила. Ей сегодня обязательно нужно будет удобрить помидоры и заняться с детишками рукоделием. Она помогает учителям в школе, ведет кружок кройки и шитья для девочек. По своему скромному мнению, Лилиан обладает даром собрать даже из мельчайших лоскутков дельную вещь. Она похвасталась, что платье, которое на ней, сшила сама за ночь, буквально накануне моего появления.
Мы вышли на улицу. Я глянул на часы — половина седьмого утра. Надо же, а голова болит так, словно я проспал сутки. Хотя это неудивительно: шишка, судя по моим ощущениям, стала больше головы. Ночью мне сказали, что мы находимся не под деревней, но это не так. Мы вышли из бункера прямо в дом, потом — во двор. Здесь стояла машина Рождественского без лобового стекла, усеянная пулевыми отверстиями, одинокая и беспомощная. Я кинулся к ней, схватил с переднего сиденья свою сумку, трясущимися руками достал таблетки и выдавил сразу две. Проглотил на сухую, без воды.
Судя по всему, вход в бункеры находился прямо в единственном двухэтажном доме в деревне.
Вокруг было очень тихо.
Когда мы смотрели на деревню с пригорка, то и не поняли, какая она большая. С этого места было не видно огромной теплицы, что тянется вокруг всей деревни, служа забором. Сплошь невысокие деревянные постройки, обшитые сайдингом, без придомовых территорий, без мусора и каких-либо вещей. Дома внутри пустые, окна затянуты изнутри шторами. И ни единой души.
— А где все люди? — спросил я.
— Сейчас — в столовой, — ответила Лилиан. — А после завтрака все разбредутся по своим делам, кто в теплицу, кто в работные дома. Нас стало меньше, на улице пустынно. Даже немного жутко.
Мы обошли дом. За ним стоял еще один, длинный и упирающийся во что-то вроде летнего сада, во всяком случае, там были цветущие деревья и стояли столики с плетеными креслами. За одним из столиков сидела Кристина. Она увидела нас и помахала рукой.
Лилиан убежала в столовую, а мы с Николаем присоединились к Кристине. Сегодня она была очаровательна, и я невольно улыбнулся. Вчера я видел ее в хирургической пижаме, а потом в свободной домашней одежде. Сейчас же она была одета по-деловому, в легкое синее платье, волосы, аккуратно собранные в хвост, подчеркивали точеные ключицы и высокие скулы. Ярко-алые губы. Красивые тонкие пальчики аккуратно держали маленькую кофейную чашечку.
Николай спросил, что мне принести на завтрак. Я попросил кофе и вареное яйцо, но Николай принес еще порцию блинчиков с яблочным джемом.
— Я проведала вашего товарища, — сообщила мне Кристина. — Он в порядке. Ночью спал хорошо, дежурный врач сказала, что кризисов не было. Он стабильно идет на поправку. Но с целью исключить негативные последствия, пожалуйста, не предпринимайте никаких мер по его госпитализации, пусть отлежится еще хотя бы день.
— Но вы уедете сейчас, кто будет за ним следить?
— Я оставляю здесь своего ординатора, — сказала Кристина, — это очень толковый парень. У него все под контролем. Вы сами увидите, мы перед отъездом зайдем к нему.
Блинчики и впрямь оказались потрясающими. Тонкое тесто, воздушные, только что с плиты, от них даже жар еще шел. Мама в лучшее время моей жизни — в детстве, — готовила такие же, а потом стала слишком занятой и нервной, и блины на завтрак закончились. Жанна печь не умела, и последние годы я довольствовался блинами в общепите, и таких, домашних, не ел давно. И джем был волшебный — сладкий с тонкой кислинкой.
— Ты меня убьешь, — сказала Кристина Николаю, — но я закурю.
— Кристина, ну не на глазах у всех, прошу тебя!
— Да плевать, Коля, — отмахнулась она. — Нас уничтожили. Это нужно признать и перестать бороться. Наша община не пережила эту атаку, пора объявить время смерти.
Николай нахмурился, но ничего не ответил. Кристина достала сигареты, неловко прикурила.
— Кристина, вы можете рассказать мне о Елизавете Елизаровой? Ее тело и тела двух ее детей нашли в том же месте, что и остальных. Вместе с ними как раз и получилось двадцать три трупа.
— Елизавета Елизарова? А что вы хотите, чтобы я рассказала про эту женщину?
— Все, что знаете. Как она попала к вам? Как давно это было?
— Мне практически ничего о ней не известно, — ответила Кристина. — Ее пригласила Евгения Смирнова, она поручилась за Елизавету и ее детей. Я знаю лишь то, что она и дети собирались переехать к нам, но все откладывали по непонятным причинам.
— Вы знали, что у нее были заточены зубы? Передние, от резца до резца.
— Нет, об этом я не знала. Коля?
— Я тоже не знал, — ответил Николай. — Она подавала документы, мы разговаривали… Но это было давно. И тогда с зубами у нее все было в порядке. Если бы было что-то не так, я бы заметил.
