— Отвечайте на вопрос. Я повторю еще раз: когда вам стало известно, что подсудимая является бенефициарным владельцем фонда, за счет средств которого финансировалась жизнедеятельность общины?
— Месяц назад. За день до взрыва в деревне.
— Как вам это стало известно?
— Кристина попросила меня забрать Лилиан и документы.
— Чем она мотивировала свою просьбу?
— Я не знаю, вам виднее. Ведь это вы передали мне ее просьбу.
— Я не могу давать показания, я ее адвокат. Скажите то, что вам известно.
— Я уже сказал, разве нет? Вы передали мне просьбу Кристины — забрать Лилиан и документы.
— Почему? Я вам не говорил?
— Вы сказали, что там опасно, что Лилиан важна и ее нужно оттуда забрать, потому что неизвестно, кто остался в деревне. Я понял так, что Кристина не понимает, кто друг, а кто враг, и не понимает, кто остался в деревне. Еще раз повторю: так понял только я! Я мог понять неправильно!
Присяжные зашептались. Я в отчаянии посмотрел на них. Они услышали то, что так хотел сказать адвокат Мечинский: да, Кристина виновата в том, что не предусмотрела то, что должна была. Но она не организовывала убийства. Я был против, я не хотел, чтобы это было произнесено, потому что неизвестно, к чему это все может привести. Мечинский удовлетворенно кивнул и сел на свое место. Слово взяла прокурор. Вопреки расхожему мнению, она не собиралась вставать со своего места и красиво говорить. Она даже голову не всегда поднимала от своих бумаг.
— Скажите суду, какие отношения у вас были с Кристиной Слайэрс до того, как ее арестовали?
— Дружеские.
— Дружеские отношения подразумевают секс?
— Нет.
— Тогда прошу вас более корректно описать ваши отношения с Кристиной Слайэрс.
— Еще раз повторю: дружеские.
— Прошу у суда разрешения огласить письмо, написанное констеблем Николаем Кантелем накануне гибели, адресованное Кристине Слайэрс.
Судья разрешила, прокурор продолжила:
— Фрагмент, цитирую: «Я знаю, что ты спишь с этим адвокатом из Москвы, и тебе с ним намного лучше, чем со мной. Ну конечно, кто есть я и кто он? Ты — хирург, он — адвокат. Я лишь тупой буйвол, который выполняет твои приказы и следит за порядком, чтобы все друг друга здесь не попереубивали. Я как Герасим, и уволить жалко, и любить стыдно». Что скажете?
— Скажу, что это лишь мнение Николая. Видимо, он был влюблен в Кристину, и любые мужчины рядом с ней казались ему конкурентами. В моем случае он ошибся.
— Вы только что, во время допроса адвокатом подсудимой, подтвердили, что Кристина Слайэрс была нерадивым руководителем, но ее халатность никак не доказывает, что она убила двадцать три человека за несколько месяцев до взрыва. Я правильно все изложила?
— Нет, — ответил я резко. — Вы все изложили неправильно. Кристина не могла никого убить, уложить двадцать три человека — это не дело рук одной хрупкой девушки. Это была организованная группа, которая действовала в каких-то интересах, которые вы не смогли разоблачить. И вы решили сделать проще: сказали, что коль уж Кристина не смогла убить всех, то попросила меня забрать оттуда Лилиан и документы и все к чертям взорвать, чтобы добить оставшихся!
— А разве было не так?
— Нет!
— Откуда вам это известно? Вот мне и суду это неизвестно, мы пытаемся это установить. А вы все знаете. Откуда?
Прокурор впервые оторвалась от своих бумаг, встала и подошла к моей трибуне. Я смотрел на нее в упор, не моргая. Скрывать мне было нечего.
— Кристина неоднократно обращалась в полицию: общине угрожали! Но никто за это дело не взялся! Всем было плевать! Если бы она собиралась убить там всех, она бы сделала это тихо.
— А она тихо это и сделала, — ответила прокурор. — Никто, кроме нее и еще нескольких ополоумевших от страха людей, не видел тел, пока их не обнаружили в лесу. И какой у нее был выход? Она увидела, что тела похитили. Это ведь вещественные доказательства, она просто не могла позволить себе, чтобы ее шантажировали. Вот она и обратилась в полицию, чтобы предотвратить спекуляции. Но это никак не доказывает, что убийства были совершены не по ее указанию. А потом она попросила вас, как своего любовника, забрать Лилиан, к которой испытывала материнские чувства, и документы, и отдала приказ взорвать все, потому что предполагала, что в бункере есть еще люди, которые могут показать против нее.
— Ну так почему их там не было? — спросил я. — Если бы она хотела их уничтожить, она бы сделала это раньше.
— Раньше было нельзя, — покачала головой прокурор. — Тогда у нее был еще один любовник, Николай Кантель, который держал все под контролем. С его помощью она могла что-то контролировать, но, когда его убили, все вышло из-под контроля. И она убила бы всех, если бы смогла сама забрать документы и Лилиан, но ее задержали.
— Полный бред!
— И тем не менее все доказательства указывают на это. У меня вопрос к вам: вы утверждаете, что Кристина — не тот человек, который может совершить преступление, тем более такое зверское. Я права?
— Да. Кристина сердобольная, она любит людей, она хотела достичь того уровня, при котором люди не будут убивать себя, а будут жить. Она не убийца.
— А кто вы такой, что можете делать подобные выводы? Вот я, глядя на вас, никогда бы не сказала, что вы бросите свою жену в психиатрической лечебнице, разведетесь с ней и забудете навсегда.
Меня бросило в жар. Я приказал себе не открывать рот ровно до тех пор, пока мысленно не сосчитаю до ста. Иначе я выйду из себя, и ничего хорошего из этого не выйдет. Мне показания в принципе не нужно было давать, но у Мечинского истощились все ресурсы.
Прокуратура упорно настаивала, что Кристина создала что-то вроде секты, где над людьми ставились опыты. Согласно обвинению, ей помогал Николай, который управлял силовой частью общины, обеспечивал охрану и был любовником Кристины. Часть людей, которые хотели выйти из секты, боялись жесткой руки Николая, поэтому пытались собрать единомышленников, чтобы вместе противостоять этому. Следствию не удалось разыскать всех членов общины, Кристина их не выдала, что было истолковано не в ее пользу. Но тех, кого нашли (преимущественно родственников погибших людей), допросили и получили более-менее вразумительный ответ — это была секта.
Документов и каких-либо сведений ни в бункерах, ни в самой деревне обнаружено не было, доказать письменно они ничего не смогли, но свидетели вдруг запели стройно одну и ту же песню: их родственники собирались вернуться домой, но боялись уйти. И вот они мертвы. Те, кто остался, были заперты в бункере, их не выпускали бы до тех пор, пока Кристина бы не установила, что они все остались верны. Но планы порушились, потому что Николай Кантель был убит озверевшим Денисом Елизаровым, и Кристину арестовали. Тогда она попросила своего второго любовника (то есть меня) забрать все ценное из деревни и, видимо, попросила еще кого-то через адвоката Мечинского взорвать деревню, как только я и Лилиан ее покинем. Ее приказы были выполнены. При этом Кристина знала, что на территории деревни ведутся следственные действия и могут пострадать люди. Ее целью, как предполагает следствие, было уничтожить людей в бункере и людей из следственной бригады, чтобы замести все следы.
