Он привык работать в дружном коллективе, и в массе своей это
были люди, которых он сам привлек к работе в компании, с которыми сотрудничал
уже много лет. И теперь ему приходилось принимать нелегкое решение об их
увольнении. Он не знал, как ему поступить. Можно сократить всех уборщиц,
курьеров, помощников и секретарей. Но без них работа не будет полноценной. А
сокращать опытных инженеров-строителей, конструкторов и проектировщиков ему
очень не хотелось. Как рачительный хозяйственник, он понимал, что после кризиса
подобных сотрудников ему уже не найти. Но что станет после кризиса, не знал
никто. А увольнять нужно было уже сейчас. Когда ему доложили о приезде Дронго,
он недовольно отложил бумаги. Только этого непонятного эксперта ему сейчас и не
хватало. Голландец пошел привычным путем, он опрашивал всех сотрудников
головного офиса, беседовал со всеми, кто знал погибшего. А этот ведет себя
как-то странно, даже не разговаривает с сотрудниками, словно ему и не интересно
их мнение по поводу случившегося. Может, у этого типа и свои собственные методы
расследования, но они явно не нравились Крастуеву.
– Доброе утро Николай Савельевич, – начал Дронго, входя
в кабинет Крастуева. Они пожали друг другу руки.
– Что-нибудь случилось? – осведомился Дронго, увидев
лицо хозяина кабинета.
– Прислали распоряжение о сокращении штатов на двадцать
процентов, – пробормотал Крастуев, – даже не представляю, как быть. У
нас и так каждый трудится за двоих или троих. Сейчас нелегко найти работу, и
люди ценили свои места, работая на совесть. А теперь я должен их увольнять.
Придется просто убирать самых нужных специалистов.
– Понимаю, – кивнул Дронго, – это ужасно тяжело.
Представляю вашу задачу. Но вы же знаете, какой сейчас в мире экономический и
финансовый кризис. Повсюду происходит сокращение, падает спрос, обесцениваются
деньги...
– Человеку с вашей профессией кризис не страшен, –
пробормотал Крастуев.
– Наверно, да. В этих условиях еще более увеличивается число
мошенников, проходимцев, воров. Кто-то идет на преступление вынужденно, кто-то
осознанно, но многие попадают в очень тяжелое положение. Я могу поговорить с
вашим секретарем в вашем кабинете?
– С Ларисой Анатольевной? – уточнил Крастуев. –
Конечно, можете. Я ее сейчас приглашу, а сам перейду на время в кабинет Ашрафи.
Но только полчаса, не больше.
– Это я вам обещаю. Господин Муса Халил еще не появлялся?
– Нет. Но он обещал приехать.
– Очень хорошо. Пригласите вашего секретаря.
Он остался сидеть за приставным столом, когда Крастуев вышел
из кабинета. Через минуту вошла Лариса Анатольевна. Она была в строгом темном
костюме-двойке. Белая блузка выгодно подчеркивала ее наряд. У нее были собраны
волосы, на ногах – танкетки, для удобства. Она являла собой образец почти
идеального секретаря, хотя и была специалистом с высшим образованием.
– Еще раз доброе утро, – сказал Дронго. Он уже
здоровался с ней, когда вошел в приемную. – Садитесь, пожалуйста, я хочу
задать вам несколько вопросов.
Она села напротив. Внимательно посмотрела на Дронго. У нее
были карие глаза. Ему понравился ее взгляд. Умный и независимый.
– Извините, что отвлекаю вас от работы, – пробормотал
он, – но вы наверняка уже знаете, для чего я сюда хожу.
– Знаю, – кивнула Лариса Анатольевна, – у нас уже
многие знают. Я думала, что вы будете вызывать всех сотрудников на беседу. А вы
приезжали к нам и почти ни с кем не разговаривали.
– Зачем? – спросил Дронго. – Я убежден, что
следователи уже поговорили с каждым из сотрудников компании и узнали все, что
можно было узнать. И приехавший за ними голландский специалист тоже побеседовал
с каждым. Если бы эти разговоры могли что-то решить, то у нас уже был бы
подозреваемый. Но кроме несчастного водителя, никого пока нет. Значит,
разговоры не помогают. Так зачем мне тратить на них свое время?
– Логично, – улыбнулась она, – я об этом не
подумала.
– Вы уже давно здесь работаете. Скажите, каким был Вилаят
Ашрафи? Вы же видели его много раз. Меня интересуют его человеческие и
профессиональные качества.
– Достаточно мягким, коммуникабельным. Хотя характер имел
взрывной, но быстро отходил. Русского языка он почти не знал, и с ним иногда
работали переводчики. Но чаще всего с ним бывали его адвокат и телохранитель,
которые довольно неплохо знают русский язык.
– У вас в офисе много женщин?
– Человек двадцать пять. Может, больше, я не считала.
– Как он к ним относился?
– Нормально. Я не совсем поняла вопрос. Если вы
интересуетесь, не приставал ли он к ним, то никогда не позволял себе даже
намека. Он получил западное образование, а там с этим достаточно строго.
Никакого флирта на работе, вы же знаете. Там сразу подают в суд и выигрывают
подобные процессы.
– Это в Америке, – усмехнулся Дронго, – в Европе
все не так строго, хотя в общем я с вами согласен. Значит, на работе он был
безупречен. А в быту?
– Этого я не должна знать. Мы встречались с ним только по
службе.
– Не должны, но наверняка знаете. Вы же входили, когда он
говорил по телефону, с кем-то общался. Насколько мне известно, вы владеете
английским языком.
– Вам уже успели сказать, – поняла она, – да, я
слышала его разговоры. Он обычно звонил старшему брату. Иногда беседовал с
нашими журналистками. С одной канадской журналисткой. Кажется, ее фамилия была
Эткинс, и с нашей беседовал часто. О ней даже писали в журналах.
– Как ее фамилия?
– Вы же наверняка сами знаете. Ее допрашивали в прокуратуре.
Наталья Кравченко.
– Больше ни с кем?
– С разными знакомыми, которые у него были. Но я слышала
разговоры с этими двумя.
– Теперь у меня к вам будет необычный вопрос, который вам
наверняка не задавали ни следователь, ни голландский сыщик. Только поймите меня
верно, я спрашиваю не из-за собственного интереса, а потому, что мне это нужно.
– Я вас слушаю.
– Насколько мне удалось узнать, адвокат Муса Халил иногда
просил разрешения внести свои деньги в совместные проекты, купить часть акций,
чтобы получить свою долю в прибылях компании, то есть фактически нарушал
негласную служебную этику. Это правда?
Она молчала, словно размышляя над своим ответом.
– Так делают многие, – осторожно ответила Лариса
Анатольевна. – Дело в том, что такая практика – своеобразное поощрение
лучших сотрудников компании и менеджеров, которые начинают работать в том числе
и на собственный карман.
– Но не адвокатов, которые получают оговоренные гонорары и
не могут требовать своего участия в прибылях компании.
– Он мог вложить свои деньги. Насколько я знаю сам господин
Ашрафи-младший не возражал против этого.
