Дронго скрыл улыбку. Охранник даже не понял, что эти двое
назвались фамилиями популярных актеров.
– Кто-то еще был? – уточнил Дронго.
– Нет, больше никого не было.
– Это точно?
– Моя рука, – гордо показал журнал Михаил
Родионович, – если бы это осталось в компьютере, можно было бы
сомневаться. Туда не всех вносят. А когда я дежурю, все знают, что мимо меня не
пройдешь и не проскочишь. Я всех лично отмечаю. Можете не сомневаться.
– Спасибо вам, Михаил Родионович, – с чувством произнес
Дронго, – у меня к вам еще один вопрос. Что-нибудь необычное в доме за
последние три месяца произошло? Какое-нибудь ЧП? Может, кого-то залили водой
или пожар был?
– Нет. У нас таких вещей не бывает, – махнул рукой
Михаил Родионович, – у нас в доме порядок идеальный. Разве что собачка
мопс с восьмого этажа умерла. Такая умная собачка была.
– От чего умерла?
– Кто его знает. У них свои собачьи болезни. Ветеринар
приехал и ничего сделать не смог. Она и недолго мучилась. Уже к вечеру и
околела. А так все нормально.
– Это чья собака была?
– Грузина этого. Как его: Дарсалия Борис Сергеевич.
– Может, он из Абхазии? – уточнил Дронго.
– Может, и абхаз, – согласился Михаил
Родионович, – но говорит с грузинским акцентом. Я там пять лет прослужил,
сразу этот акцент выделяю. Вот его супруги собачка и околела. Они в квартире
своего внука живут. Он у нас известный человек, говорят, что работает где-то
вице-губернатором. Родители его погибли в автомобильной катастрофе, и его
вырастили дед с бабкой. Вот он им в благодарность и купил эту квартиру. Деньги
высылает. Вот такие внуки бывают. А мой оболтус только двойки из школы
приносит. Он мне такую квартиру точно не купит, – в сердцах произнес
охранник, – но это я так, к слову. Больше никаких происшествий не было.
Все у нас нормально. Если не считать убийства вашего клиента, этого арабского
бизнесмена. Хотя нам говорили, что он не араб вовсе. А перс из Ирана.
– Их семья выходцы из Ирана, – пояснил Дронго, –
но последние тридцать лет они живут в Египте.
– Понятно. Хороший человек был, культурный. И женщины к нему
всегда культурные ходили. Вежливые такие, воспитанные. Все здоровались,
прощались. Жалко его конечно. Только я думаю, что он сам отравился. Съел
что-нибудь. Сейчас в ресторанах разную гадость дают. Червяков всяких, живность
дикую, змей разных. Вот он что-нибудь такое съел и отравился.
– Вы так думаете?
– Уверен.
– Спасибо. Вы мне очень помогли, – он пожал руку
Михаилу Родионовичу на прощание.
«Кажется, моя популярность иногда приносит конкретные
плоды», – подумал он, поднимаясь в лифте на восемнадцатый этаж.
Он вышел на лестничную площадку, когда позвонил его телефон.
Это был Эдгар Вейдеманис.
– Мы все проверили, – сообщил он, – вечером
семнадцатого января к Ашрафи позвонили из Баку, из нефтяного консорциума.
Сейчас мы выясняем, чей это был телефон.
– Насколько мне известно, он бурно реагировал, –
напомнил Дронго, – разговор шел на английском, а он потом стал ругаться. И
кому-то перезвонил.
– Своему старшему брату в Египет, – сообщил
Эдгар, – это мы как раз выяснили. А насчет звонка из Баку сейчас выясняем.
Непонятно, почему он так разозлился.
– Уточни, кто именно ему звонил, – попросил
Дронго. – Дело в том, что официальный Баку тоже заинтересован в раскрытии
этого убийства. Возможно, это большая политическая игра, о которой мы еще не
знаем. Может, ему позвонили, чтобы предупредить. Или наоборот, от чего-то
отговорить. Прежде чем я позвоню его старшему брату, чтобы узнать, о чем они
говорили, мне нужно точно знать, кто именно мог позвонить ему в тот вечер. И
учти, что это был человек, говоривший с Ашрафи по-английски.
– Ты считаешь, что в Баку мало людей, говорящих
по-английски? – удивился Вейдеманис.
– Наоборот. Сейчас там считается признаком плохого тона не
владеть в обязательном порядке русским и английским языками. Почти все высшие
чиновники, включая президента, свободно говорят на этих языках. Поэтому мне так
важно знать, кто именно звонил ему из Баку.
– Мы работаем, – заверил его Эдгар.
Дронго положил телефон в карман, еще не зная, что уже через
несколько минут будет точно знать, каким образом был отравлен Вилаят Ашрафи. Он
прошел на кухню, где убирала посуду в шкаф Варвара Константиновна. Подошел к
ней.
– Вы слышали про погибшую собачку с восьмого этажа? –
спросил он.
– Слышала, конечно, – кивнула она, – во дворе
часто их видела. Они, старики, хозяева ее, такие люди чудесные. Всегда вместе
ходили, втроем, значит. А этот песик их единственной радостью был. Так
убивались они, даже жалко их стало. И собачка такая хорошая была. Они ее даже
зимой в специальный тулупчик одевали. И в лифте на руках перевозили, чтобы не
застудить.
– Что вы сказали? – ошеломленно проговорил Дронго.
– Чтобы не застудить, – испуганно повторила она, но он
уже выбежал из квартиры, громко хлопнув дверцей.
– Он у вас какой-то чудной, – убежденно произнесла Варвара
Константиновна, обращаясь к Тауфику Шукри.
Глава 14
От нетерпения он готов был сам ускорить движение кабины
лифта. Наконец она замерла на восьмом этаже. Он выскочил из кабины, бросился к
левой двери, позвонил. Долго прислушивался. Неужели он ошибся и хозяева собаки
живут в другой квартире. Нет, кажется, не ошибся. Послышались старческие шаги
хозяина и его дряблый голос:
– Кто там?
«Странно, что он спрашивает, – подумал Дронго, – у
него же есть глазок».
– Извините, что я вас беспокою, господин Дарсалия, но мне
нужно с вами срочно переговорить, – попросил он.
– Мы никого не принимаем, – услышал он в ответ.
– Это насчет вашей собаки, – крикнул Дронго, услышав,
как старик отходит от двери.
Он прислушался. Кажется, старик замер. Затем повернулся к
входной двери. Наконец послышался шум замка. Дверь открылась. На пороге стоял
пожилой мужчина. Ему было лет восемьдесят, не меньше. Слезящимися мутными
глазами он смотрел на Дронго. Было заметно, что он недавно перенес большое
потрясение. Очевидно, собака заменяла им общение с детьми и внуками.
– Что вы хотите мне сообщить? – спросил старик.
– Вы извините, что я вас беспокою, – снова сказал
Дронго, – я соболезную вашему горю. Скажите, вы обычно перевозили его в
кабине лифта на руках?
– А почему вы спрашиваете?
– Я хочу разобрать, отчего она погибла.
– Мы не знаем, – вздохнул старик, – ветеринар
говорит, что это острое кишечное заболевание. Но она ничего не ела. Она была
очень воспитанной собакой и никогда не брала чужой еды.
